Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью

Каждый день, вернувшись домой, я подвергалась допросу. Сидя напротив отца, я должна была отвечать, зачем положила гусей на порог дома его начальника. В ответ на мои слова о том, что я этого не делала, он обвинял меня во лжи — ведь он своими глазами видел меня там, с дохлыми гусями и в длинном черном пальто — его пальто, между прочим! Сам бы он никогда ничего подобного не сделал, а теперь вину возложили на него. Может, конечно, я и получаю всякие там «высшие образования», но на самом деле я тупая соплячка и не заставлю его расплачиваться за свои делишки. Отец изо всех сил старался промыть мне мозги, снова и снова повторяя эту историю. Он пристегнул к ней и маму, которая якобы сказала ему, что она тоже это видела.

Он врал настолько убежденно, что к концу этих «сеансов» я уже была готова поверить ему.

* * *

Однажды, когда мне было пятнадцать, возвращаясь домой из спортивного лагеря, я увидела, что входная дверь дома заколочена досками. Я остановилась, уставившись на нее, и в этот момент меня окликнула тетушка Вим. Со словами «Иди сюда скорее, пока твой отец не увидел!» она затащила меня к себе в дом.

Она рассказала, что отец выбил входную дверь, а Герард с мамой сбежали, потому что он полностью слетел с катушек. Она сказала, что мама и Герард нашли приют в одном доме на улице Бентинкстраат.

Добравшись до них, я узнала, что Герард избил отца после того, как Лысый опять заявился домой пьяным. Поскольку я отсутствовала, он принялся донимать маму, устроив проверку чистоты в доме.

Наш дом на Ээрсте Эгелантиерсдварстраат состоял из подвала, трех этажей и чердака. На каждом из этих уровней отец проводил двумя пальцами по любым поверхностям, которые могли запылиться, чтобы проверить, насколько хорошо мама вытирает пыль. Будучи хорошей хозяйкой, мама всегда делала это очень тщательно, отчасти еще и потому, что слишком хорошо знала — одна пылинка может стать причиной побоев.

Поскольку пыль не обнаружилась, отец стал искать другие способы отравить маме жизнь. Он вполне мог изобразить упущение в хозяйстве — например, выкинуть из шкафов постельное белье, а потом спросить, почему здесь такой бардак. В этой игре мама выиграть не могла. И в тот день тоже.

— А что это тут у нас в пепельнице? — язвительно поинтересовался отец.

В нашем доме никто не курил, поэтому мама использовала пустую пепельницу, складывая в нее купоны на скидку. Заорав, что пепельница для этого не предназначена, отец принялся открывать шкафы и выкидывать их содержимое на лестницу, ведущую со второго этажа на первый. Посуда, столовые приборы, приставные столики, стулья, все, что только попадалось под руку, летело вниз. Потому что «раз ты не убралась в доме как следует, будешь все переделывать заново».

Герард был у себя наверху и прибежал на крики отца с матерью и звон бьющейся посуды. Он увидел, что отец пытается спустить маму с лестницы, и внутри у него что-то щелкнуло. Он кинулся к отцу. Лысый попытался наброситься на Герарда, но получил прямой в челюсть.

Отец упал навзничь, стукнувшись головой, и в течение нескольких секунд лежал неподвижно.

Одним ударом Герард покончил с его диктатурой, и Лысый, похоже, понял это. Никто в нашей семье прежде не осмеливался применить к нему физическую силу. Ни мама, ни Вим, ни Соня, ни я. Герард был первым и последним.

Герард, тихий и застенчивый мальчик, выступил против отца. Он молча страдал до тех пор, пока и его терпение не лопнуло окончательно.

Честно говоря, я не ожидала от брата ничего подобного и горела желанием узнать все подробности урока, преподанного Лысому. Но Герард в своей спокойной манере сказал лишь:

— Ничего хорошего в этом нет.

Герард стал моим героем, и я радовалась, что в тот вечер меня не было дома, потому что могло случиться кое-что и похуже. Я бы вытащила из-под своей кровати кухонный нож, и кто знает, к чему бы это привело. Так что Герард спас не только маму от отца, но и меня от себя самой.

Мой младший брат Герард, мама и я снова сбежали от отца. Мама больше не вернется к нему. Я вырвалась из его плена. Наконец-то наступил мир! Так мне казалось. Однако долгожданные мир и покой оказались не без своих проблем.

Я привыкла к тирании. Домашнее насилие было нормой жизни. Другой жизни я не знала. Быть начеку круглосуточно и ежедневно — и так до бесконечности. Это состояние постоянного стресса определяет твое сознание, ощущения и эмоции. С малых лет развиваются механизмы психологической адаптации, позволяющие выживать в этой ситуации. Эти механизмы становятся твоей личностью. И когда ситуация меняется, ты чувствуешь потрясение и не знаешь, как жить.