Читаем Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью полностью

Я умоляю Питера согласиться с пожеланиями Вима. Он говорит, что постарается достичь компромисса, но не более того. Он собирается говорить спокойно и открыто. Я возвращаюсь к Виму и говорю, что все будет нормально.

30 апреля 2013

После встречи Вим просит меня подъехать. Я приезжаю домой к Сандре. Вим лежит на диване.

— Он не в настроении, что ли? — спрашиваю я Сандру.

— Думаешь, из-за меня?

— Ну что ты, ты же лапочка.

Вим хмыкает.

— Давай пойдем со мной.

Как всегда, мы выходим поговорить на улицу.

В: Я звонил ему вчера, вернее, он мне. Он считает, что все прошло неплохо, или как минимум что разговор был спокойный.

А: Ага.

В: Он доволен, что мы это сделали.

А: Он так и сказал?

В: Ну.

А: Он и Стину написал. Типа, хороший разговор, его устраивает.

В: Это же хорошо, да?

А: И Стин написал ему письмо от твоего имени.

В: Что я извиняюсь и все такое. Извинения, мать их опять, достало уже это.

А: Ну ладно тебе…

В: Достало, потому что непонятно же: какого хера, дебил пишет заяву ни с того ни с сего, а меня еще и извиняться заставляют.

А: Ну, Вим, если это нужно, чтобы не сесть на три года, в чем проблема-то, что ты так кипятишься?

В: Да, наверное, так. И Стин мне говорит, что эти три года они мне практически не смогут припаять. Нельзя, мол, дать тебе три года, если проблемы больше нет.

Эта была единственная причина, по которой он извинился, хотя и крайне неохотно. Его это совершенно не радовало, но оно того стоило. Стин считал, что они не смогут упрятать его на оставшиеся три года, так что Вим мог не думать об этом до поры до времени.

Когда эти события улеглись, на первый план вновь вышла тема прав на экранизацию: пора бы ему было уже и получить свою долю.

<p>Права на экранизацию (2013)</p>

Соня должна передать Виму 50 процентов своей доли в правах на экранизацию. Посчитав, что я на его стороне и меня можно задействовать в его схеме вымогательства, он послал меня к ней сообщить об этом.

Я сказала ему, что Соня не собирается давать ему 50 процентов. Об этом мы договорились с Соней заранее. Мы обе понимали, что такой ответ его не устроит, и его агрессивность возрастет вместе с риском для Сони. Тем не менее мы хотели получить еще один шанс сделать запись, подкрепляющую наши показания.

В обычной ситуации мы не посмели бы вызвать его гнев и немедленно согласились бы на все его требования, но теперь мы хотели ускорить запущенный нами процесс, чтобы его осудили за Кора. При содействии Департамента юстиции или в отсутствие такового.

Мы решили записать достаточное количество материала, чтобы в случае, если Департамент юстиции будет продолжать бездействовать, можно было отдать его Питеру да Вриесу или Джону ван ден Хейвелу. Тогда компромат попадет в СМИ, и это заставит следствие пошевеливаться.

А: Я поговорила об этом с Соней. Она сказала: «Считаю, что у ребят тоже есть права, у детей Кора».

В: Дело ее, но меньше чем 25 процентов я не возьму. Пусть она со своими деньгами делает, что хочет, а я со своими. Хочет отдать их детям — пожалуйста, чего со мной-то торговаться по этому поводу.

А: Понятно, но она-то говорит — по 12,5 процента на каждого. На четверых, вместе с детьми.

В: Может, вообще на восемь поделить? Давайте еще и Майеру с Беллаардом чего-то выделим. Ладно, Ас, я не согласен на 12,5 процента, на этом все. И никакого фильма в этом случае тоже не будет. Я со всем этим заканчиваю, а у Боксера появляются проблемы, потому что меня так не устраивает. Слушай, понятно же — на меня и так все это говно вылили, и еще три года на мне висят.

А: Ну да.

В: И все из-за нее. Пусть радуется, что я согласен на двадцать пять, а не на пятьдесят. Достала.

А: Я считаю, вам двоим следует договориться.

В: Я же ей уже все сказал, нет?

А: Хм.

В: Яснее некуда, а она там пусть считает, мне по фиг. Ее расчеты — не ко мне. Могу посчитать за нее, один хрен, результат будет тот же. Скажет: «Я так не хочу» — тоже нормально. Увидишь, что я с ней сделаю. Просто станет следующей на очереди, мне без разницы, понятно? Она — не она, мне все равно.

А: Нет.

В: Асси, слушай меня внимательно. Я все сказал. Лавку закрыли, больше не торгуемся. Они и так все время заставляют меня кланяться и приседать, когда я не хочу. Ладно, все нормально, но хорош уже торговаться-то, не надо меня злить. Кто меня злит, с теми я ссорюсь. И она получит настоящую ссору. У нее будут со мной проблемы. И вот что, Асси, я уже ничего менять не буду, а на Ричи мне плевать. Понимаешь, Ричи и Фрэн толком ко мне и на свиданки-то не приходили, от силы пару раз были. Ричи какой-то, Фрэн какая-то — они мне никто. На машинах катаются, живут — горя не знают. Ладно, как хотят. Денег у меня не будет — они свое получат. Поговорю еще с Питером, посмотрим, чего будет. Куда пойдет. Скажешь Соне…

А: Я сегодня с Соней не встречусь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книги, о которых говорят

С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить
С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить

На дворе 1970-е годы, Южная Америка, сменяющие друг друга режимы, революционный дух и яркие краски горячего континента. Молодой англичанин Том оставляет родной дом и на последние деньги покупает билет в один конец до Буэнос-Айреса.Он молод, свободен от предрассудков и готов колесить по Южной Америке на своем мотоцикле, похожий одновременно на Че Гевару и восторженного ученика английской частной школы.Он ищет себя и смысл жизни. Но находит пингвина в нефтяной ловушке, оставить которого на верную смерть просто невозможно.Пингвин? Не лучший второй пилот для молодого искателя приключений, скажете вы.Но не тут-то было – он навсегда изменит жизнь Тома и многих вокруг…Итак, знакомьтесь, Хуан Сальватор – пингвин и лучший друг человека.

Том Митчелл

Публицистика

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза