Читаем Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью полностью

— Так принято? Я не испытываю к этому человеку никаких чувств. Пусть его новая подруга этим занимается.

— Да она сама алкоголичка, приходила спрашивать, может, мы это сделаем, — вздохнула мама.

— Ну тогда попроси Герарда или Соню. Я не хочу больше появляться в том доме, мама. Я боюсь, что там все еще витает его дух, вдруг он меня схватит.

Мама рассмеялась.

— Не глупи. Он умер, так что просто займись этим делом. Вим тоже считает, что это тебе нужно поручить. Он мне уже позвонил.

Вим тогда отбывал срок за похищение Хайнекена.

— А что он сказал?

— Ему уже сообщили. Он сказал: «Отлично. Вовремя Лысый помер». Он хочет быть на похоронах, чтобы побыть денек на воле. С ним будет парень, с которым они вместе сидят, он тоже хочет провести день на свободе.

— А кто это?

— Понятия не имею. Какой-то сокамерник, который хочет выйти на один день. Похороны — уважительная причина, их отпускают попрощаться.

— Понятно.

Я устроила похороны. На церемонии брат был под конвоем полицейских. Кроме них, были Герард, Соня, поддатая подруга отца, представитель «Хайнекен», мой дядя и совершенно посторонний человек — тюремный кореш Вима.

— Кто-то скажет слово? — спросил распорядитель.

Я посмотрела вокруг. Никто не отреагировал. Обычно в таких случаях вспоминают что-то хорошее о покойнике, но добрых слов ни у кого не нашлось, не говоря уже о приятных воспоминаниях.

Молчание нарушил Вим, который подтолкнул меня вперед:

— Ты говори.

Опять я. Я не могла сказать о нем ни единого доброго слова, а врать мне совершенно не хотелось.

— Каждый из нас знал отца по-своему. И простится с ним каждый по-своему. — Это было единственное, что пришло мне в голову.

* * *

После похорон надо было расторгнуть договор аренды и очистить дом, мой родительский дом. Мама тоже пришла. Мы были поражены увиденным: четыре этажа и дворик были завалены разным барахлом, старьем, которое отец покупал или откапывал на помойках во время ежедневных прогулок со своей подругой. На каждом этаже оставалось не больше квадратного метра свободного места. Все остальное было забито под потолок.

Повсюду я натыкалась на какие-то старинные вазочки и бусы, надписанные моим именем. Похоже, этот хлам предназначался для меня, но никогда не вручался лично. А теперь было уже поздно.

Я подумала, а вдруг он все-таки любил меня, несмотря ни на что, но сразу вспомнила, что любить он был неспособен в принципе.

<p>Бо (1991)</p>

— Ас, посмотри повнимательнее. Тебе не кажется, что у нее что-то с глазами? — обеспокоенно спросила у меня Соня.

Она только что родила Бо — так они назвали свою вторую дочку. Соня приходила в себя в родильной палате, колыбелька Бо стояла рядом с ее кроватью.

— А что врач говорит? — спросила я.

— Они говорят, что-то не в порядке.

— В каком смысле не в порядке?

— Они считают, что у нее синдром Дауна. Этого же не может быть, правда, Ас?

— Почему они так считают?

— Определили по глазам. Они говорят, у нее опухшие глаза.

Я внимательно рассматривала мою новорожденную племяшку.

— Я ничего такого не вижу. А на что нужно обратить внимание?

— Они пока не уверены. Собираются делать какие-то анализы. Ох, Ас, скажи, ведь с моей малышкой все в порядке? Посмотри на нее. И у Фрэн тоже были такие же припухшие глазки, правда ведь? — Соня всхлипнула.

Я решила успокоить ее.

— Ну да, и у Фрэн тоже были припухшие глазки. Ерунда какая-нибудь, надо просто подождать.

Я смотрела на Бо.

— У нее такой чудесный носик. Радуйся, она вся в нас.

— Тебе не кажется, что у нее что-то не то с язычком? — спросила Соня.

— Хм, ну такой забавный маленький язычок. Не знаю, что в нем не то. Она просто чудо, и такая спокойная!

— При мне еще ни разу не плакала, — сказала Соня.

— А где Кор? — спросила я.

— Пытается получить разрешение на свидание. Она родилась на месяц раньше, так что он даже еще прошение не успел подать. Наверное, скоро приедет. Роды он и так уже пропустил.

— Ну Кор вообще вида всей этой кровищи не переносит.

— Можешь привезти младенческие фото Фрэнсис? Они хотят сравнить ее с Бо, — попросила Соня.

Когда я вернулась в больницу, Кор уже приехал. Начальник тюрьмы предоставил ему разрешение сразу же. Он сидел у изголовья кровати Сони. Оба плакали. Они только что разговаривали с врачом о Бо.

— У нее синдром Дауна. Теперь уже точно, — сказала Соня, не успела я зайти в палату.

— Понятно, — вздохнула я.

— Асси, пойдем-ка со мной, — сказал Кор, и мы с ним вышли из палаты. У окна в конце коридора он остановился. Мы стояли друг напротив друга. Сдерживая слезы, он пробормотал: — У ребенка Даун. Как же так, Асси?

Он отвернулся к окну, кашлянул и сказал, не оборачиваясь:

Перейти на страницу:

Все книги серии Книги, о которых говорят

С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить
С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить

На дворе 1970-е годы, Южная Америка, сменяющие друг друга режимы, революционный дух и яркие краски горячего континента. Молодой англичанин Том оставляет родной дом и на последние деньги покупает билет в один конец до Буэнос-Айреса.Он молод, свободен от предрассудков и готов колесить по Южной Америке на своем мотоцикле, похожий одновременно на Че Гевару и восторженного ученика английской частной школы.Он ищет себя и смысл жизни. Но находит пингвина в нефтяной ловушке, оставить которого на верную смерть просто невозможно.Пингвин? Не лучший второй пилот для молодого искателя приключений, скажете вы.Но не тут-то было – он навсегда изменит жизнь Тома и многих вокруг…Итак, знакомьтесь, Хуан Сальватор – пингвин и лучший друг человека.

Том Митчелл

Публицистика

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза