Предательство

Линда его бросила, и он в ужасе пытается вернуть жену. Не потому, что любит ее, а потому, что никого другого нет. Поэтому он раньше вернулся. Они расстались. Поэтому он вдруг снова стал прежним, сила, которую давала ему любовь Линды, оставила его.

— Я думал, пока меня здесь не было, ты же говорила, что я должен подумать... и я хочу попросить прощения за то, что так некрасиво вел себя в последнее время. А еще я вспомнил о туре в Исландию, который ты купила. Мне бы очень хотелось туда поехать.

Новые обстоятельства выбили почву у нее из-под ног. Ей нужно время, чтобы понять, что все это означает и как действовать дальше.

— Я отказалась от поездки.

— Мы закажем новую. Я сам закажу.

В голосе мольба, почти отчаяние. Все, что угодно, лишь бы она снова подпустила его ближе. И она внезапно осознала то, чего не понимала раньше, потому что ей мешала злость. В его попытках освободиться от нее было что-то привлекательное. Не в том, что он предал ее, не в том, что лгал — это вызывало у нее неописуемое презрение. А в том, что он впервые в жизни сделал что-то сам, бросил вызов ей, попытался избавиться от ее контроля. Повел себя как мужчина, а не как тряпка или ребенок, находящийся на ее попечении. И, ставя в вазу очередную розу, она поняла, что ненависть и жажда мести, вызванные его изменой — это была реакция на то, что в нем наконец обнаружилось нечто, достойное уважения.

Собственная воля.

И вот он снова может вернуться к ней.

Но это прежний Хенрик, тот, к которому она привыкла. За все эти годы она не позволяла себе ни малейшего сомнения в их отношениях, долг есть долг. Она убедила себя, что семья — это святое, и отказывалась осознавать, что его слабость и подчиненное положение вызывают у нее презрение. Его измена открыла ей глаза и отрезала путь назад. Он унизил и предал ее, но вдруг передумал и захотел вернуться.

Ей придется принимать решение самой.

И нести вечную вину.

Зазвонил телефон.

Обрадовавшись передышке, она сделала шаг и ответила:

— Эва.

— Здравствуй, я только хотел узнать, дозвонилась ли ты до оценщика.

Она бросила на Хенрика быстрый взгляд, подумав, слышит ли он слова отца.

Хенрик стоял, скрестив руки, и пристально смотрел на нее. Было непонятно, расслышал он что-нибудь или нет.

— Я пока не успела. Можно, я перезвоню немного позже?

Что не успела?

— Хорошо, так и сделаю. Пока.

Она закончила разговор и положила телефон на место.

— Кто это был?

— Папа.

Ответ его устроил. Интересоваться подробностями он не стал.

Она вернулась к розам, хотя те уже стояли в вазе, но ей нужно было какое-то занятие, чтобы сохранить дистанцию между ними.

— Кстати, привет от Янне.

— Спасибо. Как у них там? — Она с благодарностью поддержала разговор на нейтральную тему.

— Хорошо. Он сказал, что видел тебя в каком-то ресторане.

— Вот как.

— Ты его не заметила. Он в шутку поинтересовался, что это за юноша, с которым ты вместе обедала?

С вазой в руках она направилась в гостиную.

— Юноша?

— Ну да, какой-то молодой парень, с которым ты любезничала за столиком.

На ее памяти ни с кем, кроме коллег, она давно не обедала.

— Ничего такого я не помню. Когда это было?

— Примерно неделю назад. Я точно не знаю.

Он пошел следом за ней в гостиную.

— Это была не я. Он обознался.

Какое-то время он стоял молча, а она притворилась, что еще раз поправляет эти проклятые розы. Наконец он ушел, она услышала его шаги на лестнице.

Ее взгляд упал на машинку Акселя, и она вдруг вспомнила, что не рассказала Хенрику о мужчине в детском саду и о том, что Аксель находится у бабушки с дедушкой. Поняла, что должна съездить за ним сама, Хенрику нельзя встречаться с ее родителями. Пока все не устроится. А потом особых поводов для встреч не останется.

Воздух в гостиной был горячий и спертый, солнце било в окна, и, приоткрыв дверь на террасу, Эва вернулась на кухню и открыла посудомоечную машину — еще одно занятие, за которым можно ненадолго спрятаться. Услышала, как он поднимается по лестнице, и краем глаза заметила, что он — слава богу —проходит мимо кухни и направляется дальше к спальне.

Вдруг охватила такая растерянность, что сразу даже трудно было сообразить, куда ставить вынутые из посудомойки чашки. Раньше, казалось, она контролирует происходящее, но теперь обстоятельства изменились, кусочки пазла взлетели в воздух и перепутались, и придется отступить назад на несколько шагов, чтобы вернуть себе контроль. Что будет, когда все прочитают статью, оставленную в почтовом ящике мамы Симона? Теперь уже и вообразить невозможно. Плевать на то, что случится с Линдой, но, возможно, своими действиями она, Эва, помешала собственным планам. Нужно все как следует обдумать.

Хенрик снова прошел мимо двери по пути из спальни. На этот раз в ее сторону он даже не посмотрел. Если она сейчас ляжет и притворится, что спит, то сможет спокойно подумать. У нее же болит горло, и она не пошла на работу.

Она вошла в спальню и закрыла за собой дверь.