Предчувствие беды. Книга 1

За занавешенным окном послышался приглушенный рев мощных двигателей, вагон качнулся и явственно стал приподниматься. Еще какие-то звуки, голоса, металлическое звяканье – покатили колеса, снова толчок. Поезд медленно тронулся и прополз метров пятьсот, потом снова остановился, и снаружи раздались громкие мужские голоса, залаяла собака, по крыше вагона пробежали ноги в тяжелых сапогах, в коридоре тоже послышался топот.

– А вот и ваши, – сказал Андрей и взял лежавший на столе паспорт.

В раскрытой двери появился пограничник, на этот раз в серой форме, и, оглядев сидящих, сказал:

– Ваши документы!

Теперь все было ровно наоборот: на зеленый паспорт пограничник едва взглянул, зато бордовый изучил придирчиво, рассматривал визы, сверял фотографию с оригиналом, щурясь на свет на водяные знаки. За его плечом уже маячил таможенник.

– Запрещенные к провозу предметы? – спросил таможенник. – Иностранная валюта, иные ценности, алкоголь, печатные издания?

– Я всего на несколько дней, – сказал Андрей, – у меня только вот эта сумка.

Попутчик молчал.

– Откройте! – приказал таможенник.

Андрей, чертыхнувшись про себя, вытащил сумку из-под койки, поставил на одеяло, расстегнул молнию.

– Выньте верхний ряд предметов!

На свет появился блок сигарет, рубашка, джинсы, пара носков…

– Достаточно! – сказал таможенник. – Всем выйти из купе.

Андрей с попутчиком вышли в коридор, а таможенник ловко осмотрел купе, заглянул, подпрыгнув, на багажную полку, присев, глянул под койки, приподнял обе постели и, закончив осмотр и козырнув, пошел в следующее купе.

– И что они всё ищут? – Андрей, возвращаясь в купе, постарался, чтобы это прозвучало как шутка, но совсем скрыть раздражение не сумел, и попутчик это его раздражение почувствовал.

– Да мало ли, – лениво протянул он, – мало ли от вас к нам всякой дряни возят? Вот у вас, например. Вы ведь с собой какую-то книгу везете?

– Историю Второй мировой войны, – сказал Андрей, – вполне невинное сочинение.

– Ну невинное или не очень – это вопрос точки зрения, – сказал попутчик. – Издана-то, небось, в Петербурге? И потом, если невинное – что же вы ее под подушку спрятали?

Андрей смутился, сунул руку под подушку, достал книгу, протянул попутчику:

– Да вот же, смотрите. Ничего тут нет.

– Могли конфисковать, – бросил попутчик. – Литература о Великой войне контролируется очень строго.

– Что же такого крамольного, позвольте узнать, можно написать про войну? – взъерошился Андрей. «Черт его знает, – мелькнуло в голове, – зачем он меня дурачит? И зачем я поддаюсь на эти разговоры?»

– Ну, – протянул попутчик, – например, можно написать клевету. Скажем, клевету на Германский рейх. Или на Харьковский процесс – мол, не так уж страшны были военные преступления Совдепии. Или можно, наоборот, попытаться обелить послевоенную политику так называемых демократий. Я вот тут у вас в Петербурге зашел в Дом книги, полистал одну брошюрку – так, знаете, за нее не только с поезда могут снять, а и гораздо похуже.

– Простите, – возразил Андрей. – Тут уж я специалист. Все документы давно опубликованы, никакой клеветы здесь сочинить невозможно. Все известно, каждый шаг и каждое слово каждой стороны. А вы действительно полковник?

– Пусть будет полковник, – отмахнулся попутчик. – Не в фактах дело, а в их осмыслении. Вот в этой вашей книжке – откройте-ка страницу, ну, скажем, семьдесят восьмую. Прочитайте первый абзац.

Андрей удивленно поднял брови, взял в руки книгу, открыл на указанном месте, побежал глазами по строчкам.

– Вслух, вслух читайте! – чуть повысил голос полковник.

«После окончания войны, – начал Андрей, – отношения между бывшими союзниками стали стремительно портиться. Попытки США, Англии и Франции убедить Германию сесть за стол переговоров, чтобы обсудить послевоенное демократическое устройство Европы в целом и России в частности, не удались: практически с осени 1938 года, после Тартуской конференции, на которой, как мы писали в предыдущей главе, произошел раздел СССР на оккупационные зоны, и до 1962 года, то есть до смерти Гитлера, никаких серьезных переговоров не проводилось. В разрушенной войной Европе властвовали две независимые воли, все более и более противостоявшие друг другу…»

– Ну вот, видите. – Полковник жестом остановил чтение. – Факты – да, действительно, Тартуская, как вы ее называете, конференция действительно прошла в Дерпте и действительно в 1938 году, а фюрер, – полковник иронически прищурился, – действительно умер в 1962-м. Но, кроме фактов, тут же все клевета!

– Что вы имеете в виду? – удивился Андрей.

– Как что? У автора получается, что США и прочие изо всех сил старались организовать какие-то переговоры, а Рейх якобы это дело саботировал, в то время как всем известно, что все было ровно наоборот: США и их сателлиты уже тогда вынашивали реваншистские планы, и только мудрая миролюбивая политика национально-социалистической партии и германского правительства спасла мир от ядерной катастрофы. И продолжает спасать.