Предчувствие чуда

Марина осторожно пошевелила пальцами ног. Пока она сидела, ступни отекли, ремешки врезались глубоко в кожу. С трудом, превозмогая острую боль, она принялась стаскивать с ног туфли. Пасха, уже справившийся с пирогом, заглянул под стол – посмотреть, что Марина делает.

– Боюсь, что я не в состоянии идти пешком.

Что плохого, если она скажет правду? Она действительно не могла идти.

Доктор Свенсон позвала официанта, и среди португальских слов Марина отчетливо расслышала «Мил-тон».

– Он приедет и заберет вас. – Исследовательница знаком велела Пасхе показать ей одну туфлю, осмотрела ее, как редкую археологическую находку, и проворчала: – Не понимаю, зачем женщины добровольно решаются такое с собой проделывать.

– Для меня это тоже загадка, – вздохнула Марина.

Защищать туфли она не собиралась. Никакого оправдания для них не было и быть не могло. Марина была готова ходить босиком до конца жизни, лишь бы не надевать их снова.

– Барбара сказала, что вы у меня учились, – сказала доктор Свенсон.

Наверное, вспомнить об этом ее заставили туфли – доктор Свенсон задалась вопросом, как же это получилось, что у ее студентки так плохо с пониманием человеческой анатомии.

– Да, училась, – подтвердила Марина.

Плевать на все. Ее страхи улетучивались один за другим.

– Вероятно, в Университете Джонса Хопкинса?

Марина кивнула:

– Мне сорок два года.

Доктор Свенсон подписала счет и оставила на столе. Он, несомненно, будет предъявлен компании «Фогель».

– Что ж, вероятно, я не сумела вас заинтересовать, раз вы перешли в фармакологию. Но теперь я работаю над лекарственным препаратом. Значит, в итоге мы снова оказались на одном поле.

Она подняла с пола туфли и вручила их Пасхе. Тот был очень доволен оказанным ему доверием.

– Никто не знает, как повернется жизнь, доктор Сингх.

Марина собиралась что-то ответить, но тут в дверях появился Милтон.

В ту ночь Марина долго возилась в ванной со своими бесчисленными ранами – клочками содранной кожи на пятках и пальцах ног, водяными мозолями, укусами всевозможных насекомых – одни зудели, другие кровоточили, вокруг третьих расплылись синяки. Она терла ступни намыленной губкой, пока кожа вокруг красных ранок не покраснела, потом промокнула насухо и обработала мазью. И лишь потом набрала номер мистера Фокса. Ее не волновало, что уже поздно; Марина собиралась разбудить шефа, надеясь таким образом получить преимущество в разговоре. Она живо представляла себе, как телефон зазвонит на ночном столике возле кровати, где она иногда засыпала, но никогда не спала всю ночь, той самой кровати, где она надеялась вскоре оказаться. Мистер Фокс ответил после четвертого гудка, голос звучал бодро и собранно; вероятно, он не торопился брать трубку, чтобы полностью проснуться.

– У тебя все хорошо? – спросил он.

– Ноги натерла, – сообщила Марина, осторожно потрогав одну из мозолей, – но в остальном полный порядок. Я нашла доктора Свенсон.

Она выпалила это сразу, не дожидаясь его вопроса. Мистер Фокс спрашивал о докторе Свенсон во время каждого их разговора, словно Марина могла найти ее – и забыть, что нашла. Она рассказала про оперу, Пасху и ужин. Стала рассказывать про Андерса и, припоминая все подробности разговора, поняла, что разговора по сути не было. Что она могла сообщить шефу? Что проект движется, но отстает от графика? Правда, несмотря ни на что, Марина была уверена в главном: доктор Свенсон стремится закончить работу, это точно, и доведет ее до завершения, хоть пока и не сообщает, когда препарат можно будет представить в Управление по контролю за пищевыми продуктами и лекарственными средствами.

– И по срокам она ничего не сказала, да? – спросил мистер Фокс.

– Ничегошеньки, – подтвердила Марина, хотя на самом деле даже не спрашивала об этом.

Почему? Потому что до сих пор слушала доктора Свенсон, как студентка слушает профессора, как древний грек – оракула. Не задавала вопросов, а лишь запоминала ответы.

– Ничего, – успокоил мистер Фокс. – Это только первая встреча. Правильно, что ты пока не нажимала на нее. Значит, завтра едешь?

– Завтра или послезавтра. Как получится с билетами. Полечу на первом же самолете, где будут места.

– На самолете? – удивился мистер Фокс.

– А как я еще доберусь домой?

На том конце трубки повисло молчание. Марина тоже не спешила говорить. Она уже поняла свою ошибку, но хотела еще немного побыть во власти иллюзий. Услужливое воображение уже несло ее домой – налегке, ведь багаж так и не нашли. Все купленное в Манаусе Марина тут и оставит, кроме маленькой белой цапли и красного браслета, завязанного на запястье. Она уже видела за огромными окнами аэропорта Миннеаполис – Сент-Пол белые ветки цветущей сирени, вдыхала полной грудью медовый воздух.

– Тебе рано уезжать, – сказал мистер Фокс, – ведь ты так долго ее искала.

Он скажет это и через полгода, и через год: «Рано уезжать». Может, он хочет, чтобы она сидела здесь, пока не сообщит, что готова привезти в кармане готовое лекарство от бесплодия?

– Я передала доктору Свенсон все, что должна была передать, – возразила Марина.