Предчувствие чуда

– Уверена, это пустяки, – сказала доктор Свен-сон, тщательно счищая с куриной косточки остатки мяса. – Но это подтверждает мои слова. Тут легко стать ипохондриком, но еще более опасна противоположность ипохондрии – когда внутренний голос твердит, что ты все преувеличиваешь, и ты начинаешь игнорировать реальные симптомы. Медики, как вам, несомненно, известно, славятся этим. Возможно, то же произошло и с доктором Экманом. Его фобии слишком далеко завели его в другую сторону. Всякий раз, когда я спрашивала, не болен ли он, он отпирался. Когда отпираться стало бессмысленно и я заявила, что отошлю его домой, он, будто ребенок, который не хочет пропустить школьный маскарад, принялся повторять: нет-нет-нет, еще пара дней, и он поправится. Я не могла решать за него, доктор Сингх, хоть и пыталась, поверьте. Он долго ждал меня в Манаусе и не хотел возвращаться назад, не выполнив до конца свою миссию – уж как там он ее понимал, не знаю. Потом наш лагерь превратился в лазарет. Доктор Экман требовал почти постоянного внимания и ухода.

Доктор Свенсон бросила взгляд на Пасху – тот взял с тарелки косточку и принялся грызть – и подняла было руку, чтобы остановить его, но потом опустила, решив не мешать ребенку.

– Вы понимаете, в чем заключалась проблема? – продолжала она голосом, исполненным нечеловеческой невозмутимости. – Человек, которого направили сюда, чтобы он подтолкнул меня к завершению работы, мешал мне ее выполнять. Он быстро перешел от надежды на скорое выздоровление к ощущению, что он слишком болен и не выдержит переезд. Решил ждать улучшения. Он боялся реки, не хотел по ней плыть. Ему очень хотелось оказаться дома, но попасть домой из джунглей Амазонки непросто, для этого требуется много сил, а его силы в какой-то момент иссякли. Я питала симпатию к доктору Экману, но полагаю, мое к нему отношение тут ни при чем. Он был мне помехой в здоровом состоянии и был помехой, когда заболел. Я не хочу, чтобы он был мне помехой теперь, когда умер, и не намерена воссоздавать хронику его болезни, коль скоро не могу изменить ее исход. Жаль, что супруге доктора Экмана придется это услышать, но я ничего не могла поделать тогда и не могу сейчас. Он сам сделал свой выбор. Он получал лучшее лечение, какое мы могли ему предоставить в тех условиях, но все равно скончался. Проливает ли это свет на ситуацию? В момент его смерти меня не было рядом. Я не знаю, какими были его последние слова.

Марина сидела за столиком и представляла, как ее друг умирал от безымянной болезни в какой-то хижине в джунглях. Она обещала Карен Экман спросить, вправду ли Андерс умер. Но вместо этого спросила у доктора Свенсон, в одиночестве он умирал или нет. Вопрос сентиментальный, но Марина хотела нарисовать у себя в сознании хоть сколь-нибудь утешительную картину.

– Нет, не в одиночестве, – ответила профессор и показала взглядом на маленького индейца: – С ним был Пасха.

Выходит, в последние минуты Андерса рядом с ним был ровесник его старшего сына – или среднего? Он тем временем доел цыпленка и подчистил тарелку хлебом, оставив посередине аккуратную горку косточек. Марина пододвинула к мальчишке свой пирог, и Пасха отблагодарил ее такой улыбкой, что доктору Сингх захотелось позвать официанта и заказать еще порцию – чтобы отдать и ее.

– К сожалению, это не та история, которую можно привезти домой, – сказала доктор Свенсон.

– Не та, – согласилась Марина.

– В любом случае я рассказываю все это не для нее. – Доктор Свенсон вытерла салфеткой уголки губ. – А для вас. Не будем вдаваться в подробности за столом, просто поверьте – умирал доктор Экман тяжело. Считайте это предостережением.

– Да, я понимаю. – Марина кивнула, пытаясь отыскать в себе некий потаенный запас стойкости.

Ей очень хотелось закрыть лицо руками.

– Едва ли это волнует кого-то в фармакологической компании, но смерть доктора Экмана стала испытанием и для меня. Теперь я вдвойне осторожна и не хочу еще раз брать на себя ответственность. Если хотите знать, как идет моя работа, сообщаю: я немного отстаю от графика. Проект сложный и деликатный, я тружусь с утра до ночи, но мне нужно еще время. И я прекрасно понимаю, что вечности в запасе у меня нет – столько не выдержат ни «Фогель», ни мой организм.

Доктор Свенсон жестом велела официанту принести чек и допила воду.

– Я и сама была бы рада уехать из Амазонии, доктор Сингх. Я привыкла к этим местам, но никакой особой любви к ним не питаю. У меня есть все причины стремиться к скорейшему завершению проекта. Мистер Фокс, похоже, считает, будто я здесь так весело провожу время, что без фогелевских эмиссаров совсем забуду про работу. Передайте ему, что про работу я помню.

Марина кивнула. Было очевидно, что ее отсылают домой.

Доктор Свенсон легонько хлопнула по столу ладонями, показывая, что разговор окончен.

– Мы с Пасхой проводим вас до отеля – это как раз по пути. Там мы с вами и попрощаемся. Я приехала в город ненадолго. Как вы понимаете, меня ждут в лагере.