Едва сдерживая дрожь. Остер потянулся за веслом. В это время года крокодилы ленивые и вялые, ещё не отошедшие от зимней спячки, однако рисковать не стоило. Мозг рептилий устроен просто, и всё равно невозможно предугадать, что взбредёт им в голову. Остер где-то читая, что природная злоба крокодилов определяется железами, расположенными рядом с печенью и выделяющими особый «фермент жестокости», который вроде бы собирались использовать в армии.
Остер беззвучно погрузил весло в воду готовый к тому, что в любой момент распахнётся пасть и чудовищная рептилия разорвёт лодку в клочья. Надо избегать резких движений, иначе — пиши пропало.
Крокодил качнулся. К морде прилип оранжевый полиэтиленовый пакет. Остер замер, не сводя глаз с ящера. Медленно и почти величественно тот перевернулся на спину, показав белоснежное брюхо. Чуть ниже грудины зияла чёрная дыра.
Остер зажмурился и снова открыл глаза. В пару гребков подплыл к ящеру и толкнул его веслом. Крокодил не отреагировал, да и не мог: вся нижняя часть брюха представляла собой чудовищную рану с рваными краями, белеющую обломками рёбер. Словно кто-то невероятно огромный выел кусок, а остальное выбросил.
Грохот поезда заметался над головой. Остер вздрогнул, невольно оттолкнув тушу. Мёртвый крокодил перевернулся и пошёл ко дну, оставив Остера в полной растерянности.
На поверхности хлестал ливень. В решётки над стоками обрушивались настоящие водопады, автомобильные гудки глохли в насыщенном влагой воздухе. Тротуары заливало радужными волнами. Машины плыли тропическими рыбками: раздвигали рылами воду, поводили переливчатыми боками, плавно огибали рифы-небоскрёбы и сбивались в стайки перед светофорами. Остер заколебался у входа в метро, раздумывая, не поехать ли домой, махнул рукой и почти побежал по улице, высматривая, где бы перекусить и обсохнуть.
Брюки промокли до колен и липли к ногам, за шиворот натекло. Остер готов был сдаться и повернуть к дому, когда уловил жирный запах выпечки. Большая красно-жёлтая вывеска бросала маслянистые отблески на мокрый асфальт. Пригибаясь под струями с карниза, Остер нырнул в дверь.
В зале было битком. Остер протиснулся между столиками, к единственному свободному месту у окна. Напротив сидела высокая девушка; её длинные светлые волосы почти светились. Перед ней на подносе, застеленном рекламкой, стояли солонка, блюдце с четвертинками лайма и рюмка. Пахло текилой. Разноцветные блики дрожали на сером пластике стола. Пробормотав: «Вы позволите?» — и не дожидаясь ответа, Остер поставил сумку на свободный стул и отправился к кассе.
Дохлый крокодил не шёл из головы. Такую рану могло нанести только очень крупное животное. Стоя в очереди, Остер нервно притопывал. Слепая рептилия наверняка стала жертвой рыбы Доджсона, но нужны более весомые доказательства. Остеру впервые удалось подобраться к таинственному животному так близко, и он не хотел обольщаться раньше времени.
Очередь подошла. Остер ткнул пальцем в гамбургер. Вспомнив соседку по столу, спросил текилы. Рыжая кассирша прыснула в кулак и налила большой стакан колы. Задевая стулья, Остер побрёл к своему месту. Ориентиром служили волосы девушки, — казалось, они светятся в чаду закусочной.
Остер пристроил поднос на столик и, покосившись на соседку; вытащил из сумки потёртую папку. Развязал коричневые шнурки, — синяя дерматиновая обложка, разбухшая от сырости, раскрылась, и Остер еле поймал просыпавшиеся листы. Здесь были карты канализационных систем, вырезки из газет и журналов, собственные заметки и расчёты — все материалы, что удалось собрать за годы поисков рыбы Доджсона. Остер машинально откусил от гамбургера и зарылся в бумаги.
Что-то в атмосфере закусочной мешало сосредоточиться. Строчки скакали перед глазами; Остер заметил, что третий раз перечитывает один и тот же абзац. Отложив статью, он откинулся на спинку стула и осмотрелся. Наверняка отвлекала какая-то мелочь: найти её, осознать, и помеха будет устранена. Взгляд остановился на блондинке.
Острый запах лайма мешался со слабым ароматом водяных цветов — почему-то было понятно, что это не духи. В рюмке снова плескалась желтоватая жидкость. Стекло в царстве пластика и картона выглядело странно. Остер позавидовал девушке: промокший и замёрзший, он и сам не отказался бы от чего-нибудь покрепче, но в его фляжке не осталось ни капли.
Прикрываясь листом бумаги, Остер принялся рассматривать соседку. Очень белая кожа — будто её прятали от солнечных лучей. Девушку легко было представить под зонтиком и в шляпке, затеняющей нежное лицо. Блондинка закинула ногу на ногу; вместо грубого шороха джинсовой ткани Остер услышал шелест кисеи и шёлка. Вода билась в окно, жёсткая геометрия зала растворялась во влажном мареве. Фигура девушки зыбко дрожала, и Остер почти видел, как простенькая футболка превращается в украшенный лилией корсет.