Предчувствие «шестой волны»

Он уже давно хочет что-то сказать, но не отваживается и мнётся. Странно, что он решил затеять проблемный разговор со случайным попутчиком; хотя — что странного? Именно случайному попутчику иной раз выбалтываешь такие вещи, в которых не признаешься близким знакомым…

— Странно?

Лицо моего спутника морщится. Кажется, будто он сейчас заплачет, но в следующий момент я понимаю, что он просто хочет чихнуть.

— Именно странно, — говорит он, справившись. — В последнее время здесь небо стало слишком низким…

Что?! Опомнись, парень, кто из нас сумасшедший? До сих пор я считал, что это моя прерогатива…

— Низким? — я не нахожу ничего лучшего, как переспросить.

— Как потолок казармы, — поясняет он. — У вас нет в связи с этим соображений о том, где мы находимся?

Тон такой, словно он спрашивает: на каком километре дороги?

Я делаю вид, что не понимаю, и он, выждав секунду, поясняет:

— Коридор с низким потолком. Место, откуда нет выхода. А такое место называется…

Я знаю, как оно называется. Не трудись, спутник, я почти сразу понял, куда ты клонишь.

Инферно.

— Я думаю, что мы ещё не там. Я думаю, что мы ещё только на пути.

Эти слова я произношу неожиданно для самого себя. Как будто чужие — хотя я чётко понимаю, что это именно моя мысль. Просто до сих пор я о ней не знал. А вот пришёл момент — и она выплыла из подсознания.

На пути. Только вот туда или оттуда? Круг за кругом…

Или есть области, где вообще не имеют смысла такие понятия — «туда» и «оттуда»?…

Лейтенант не говорит больше ничего. Он просто смотрит на дорогу — довольно спокойно; в выражении его лица я никак не могу разобраться. Впрочем, и не пытаюсь.

Не всё ли равно? Если теме суждено развиться, она разовьётся сама. Зачем форсировать? Тем более, когда не очень-то и хочется…

И вдруг мне делается невыразимо противно. Всё это я уже слышал сотни раз — и слышал, и говорил себе сам. Я уже сто раз проезжал по этой мокрой дороге, и у меня было сто одинаковых провожатых, которые произносили одни и те же слова. Трогаешь обычную шахматную пешку, а за ней тянется ступенчатый шлейф отражений — пешки, пешки, пешки… Я не знаю, какого вы цвета, ребята, но вы мне надоели. Они так бесполезны, все наши попытки… все ваши попытки понять, где мы находимся и что с нами происходит, потому что понять по-настоящему можно только тогда, когда не понимаешь. Знание — это незнание. В знание не надо играть, эта игра слишком азартная. Хочешь, чтобы она тебя не затянула, — не садись играть вовсе. Уже сел — постарайся прервать. Если это возможно. Попробуем. Итак, я расплачиваюсь по счёту и поднимаюсь из-за стола… то есть я просто говорю:

— Остановите. Мне здесь выходить.

И дальше всё идёт, как вереница кинокадров, которые прокручиваются почему-то с очень маленькой скоростью. Знакомая улица. Трамвайная остановка. Серый кирпич типовых домов. Ещё одна знакомая улица, на которой почти темно; по времени полагалось бы уже включить фонари, но фонари здесь давно вышли из строя, и по соображениям светомаскировки их не чинят. А в подъезде сейчас будет совсем темно. Совсем. Я ощупью поднимаюсь по лестнице; окно на лестничной площадке закрыто щитом, и здесь мне всё-таки приходится искать спичку. Копошусь, как крыса в наглухо закрытом ящике… Вот спичка вспыхивает, и внутренность ящика заливает густо-жёлтый свет; на стенах движутся мои огромные тени — кажется, что их несколько и они кривляются друг другу… Я жму на кнопку звонка и понимаю, что надо что-то ещё сказать, и мой голос кажется мне неожиданно чужим, когда я произношу:

— Привет, Ольга. Это я.

Свет. Целое море света. Свет зажжён по всей квартире — и в коридорчике, и в комнатах, и даже, кажется, в кладовке, и после темноты подъезда это производит на меня почти шоковое действие. Ольга стоит, чуть облокотись на полку занимающего половину прихожей книжного шкафа, и с лёгкой усмешкой смотрит, как я щурюсь. Вообще-то выражение лица у неё сейчас немного странное, но вникать в это мне, по понятным причинам, совершенно не хочется.

Потом она переводит взгляд на мой мундир.

— О боже. Ну ты хоро-ош, — говорит она с оттенком детского восторга.

Я почему-то сразу же начинаю чувствовать себя крайне глупо.

— Угу. Скажи, у тебя тут можно?…

— Можно. — Она на мгновение задумывается. — Где ванная — ты знаешь, горячая вода есть…

Она сторонится, пропуская меня, и, когда я уже вхожу в ванную, добавляет:

— Собирался прийти Михаил. Думаю, вскоре после тебя.