Предчувствие смуты

А кто он такой — Никита Перевышко? Для Пунтуса — всего-навсего сын механизатора. До недавнего времени таких механизаторов у него был добрый десяток, и почти каждый посчитал бы за честь жениться на дочери председателя колхоза, хотя и бывшего. Пунтус не обеднел, наоборот, с каждым годом набирает вес, как боров при хорошей кормежке. Теперь ему не надо прятаться от народного контроля, он сам себе контроль и вступает в ту партию, которая при власти. Он — частник, и его на предмет родства устраивает только крепкий предприниматель. Неравного брака частник избегает. Неравный брак — хуже позора.

Опозоренным посчитал бы себя и Перевышко, если бы Никита женился на дочери Пунтуса. Слава богу, обмен письмами еще не намек на свадьбу. Да и есть ли письма? Люди, в большинстве своем, особенно в селе, любят безбожно врать. Завидуют. А кто теперь не врет? Когда нельзя сказать правду, а из тебя душу тянут, соврешь невольно, только бы отстали. Ведь жить как-то надо, и каждому любопытно: ты живешь или выживаешь?

Хорошую мысль подал Алешка Зема: каждый сам по себе — не выживет. Легко тому, у кого есть наследники. У Перевышки они были. Но смогут ли они бороться, строить царство земное? Об этом следовало спросить, прежде всего, Никиту. Молодец Микола, он сказал свое «да». Отцу это прибавило бодрости.

Думал Андрей Данилович, до головной боли думал: бороться надо, рано опускать руки, плыть, куда несет река жизни. Если плыть, то целеустремленно. Тут их с Лехой Земой сводить нельзя. Леха — кто? Пролетарий. А пролетарию, как учили в школе, терять нечего. Были бы у него цепи, он сдал бы их в металлолом: пролетарию всегда выпить хочется.

Свой пай Леха подарил племяннику. Племянник землю узаконил, и уже никогда он ее не вернет, потому что отдавать дареное — что по живому резать, ведь оно уже приросло и в голове, и в сердце.

В чем-то был прав Леха, а в чем-то — нет. Обременительно быть собственником, если ты ленивый. Старого Перевышку радовало, что его сыновья не похожи на Леху. Он их с детства научил трудиться, и когда сыновья почувствуют, что они — собственники, вот тут-то и начнется для них настоящая жизнь.

8

О жизни размышлял и Микола. Письмо отца тронуло его, как никогда раньше. Он уже понимал, что земле нужен хозяин, а хозяину, естественно, — жена. Родительские гектары — это его наследие. И не только его. Это он тоже понимал. Если Никита вернется домой и согласится с ним делить все поровну — это будет их общее наследие. Сбудется мечта деда Данилы: его внуки построят для себя царство земное.

Микола давно уже приметил девушку. В свободное от занятий время он подрабатывал в тире спортивного общества «Беркут». Весной, когда в Стрийском парке зазеленели дубы, в тир, некогда принадлежавший военно-политическому училищу, зачастили две студентки — Ядвига и Соломия. Девушки приходили со своим оружием — снайперскими винтовками с оптическим прицелом. По распоряжению начальника тира, бывшего старшины-сверхсрочника Гуменюка, Микола выдавал им патроны.

Вот тогда Микола и стал приглядываться к Соломии. Фамилия у нее была самая обыкновенная для Западной Украины — Кубиевич. Соломия — мастер спорта. В этом стрелковом тире она с подругой готовилась к международным соревнованиям, которые должны были состояться то ли в Греции, то ли в Македонии.

Девушки жгли патронов уйму — после их работы Микола приносил Гуменюку ящик гильз. К концу дня на девушек жалко было смотреть: бледные лица, стеклянные глаза. Соломия часто жаловалась на головную боль: весь день приходилось дышать сгоревшим порохом. Но ее настойчивости можно было только позавидовать.

— Пусть привыкают, — с гордостью за своих подшефных говорил Гуменюк. — На соревнованиях и не того нанюхаются.

— Жалко девчат, — высказывал Микола свое сочувствие. — Со временем они будут мамами, а у них уже в крови яду больше, чем кислорода.

— Сами себе долю выбрали, — говорил Гуменюк, но какую именно, прапорщик умалчивал.

Однажды, после очередной тренировки, когда в туманной дымке моросил мелкий дождь, Гуменюк попросил Миколу проводить девушек домой.

— Уже смеркается, а машину за ними не прислали, — говорил старшина. — Придется им воспользоваться городским транспортом, везти с собой оружие. В Стрийском парке, случается, хлопцы бешкетуют. Так что езжай с ними. Гляди, чтоб никто их не обидел. Возьми на всякий случай, — и Гуменюк передал Миколе газовый пистолет.

Микола сразу же почувствовал прилив бодрости. Пистолет этой конструкции он никогда раньше в руках не держал. По виду и по весу — почти вальтер. Как им пользоваться, не спросил, — постеснялся признаться, что слыл знатоком оружия.

В Стрийском парке было пустынно, как ночью на Лычаковском кладбище, с той лишь разницей, что на кладбище при входе стояла церквушка и там перед иконами всегда горят свечи. Горят свечи и над могилами. Только плати сторожу.

Под вековыми дубами рано сгустились сумерки. Микола нес зачехленные винтовки. Девушки шли сзади, тихо переговаривались, то и дело обращались к Миколе:

— Так ты с нами поедешь? — игриво спрашивала Соломия, пытаясь заглянуть Миколе в глаза.