Предел бесконечности

От наставника он знал, что формирование организма индивида на первой стадии проходило в искусственно созданной капсуле из обычной глины, служащей абсорбентом, а внутренняя среда состояла из набора химических природных элементов — углерода, кислорода, кальция, водорода, фосфора и других, содержащихся в любом биологическом объекте. Однако химические элементы не есть «живое». Следовательно, рождение живого существа в описанных условиях невозможно. И тем не менее факты говорили об обратном: белки, жиры и углеводы лежали в основе клеток индивида, 46 хромосом задавали его генотип, а ДНК обеспечивала синтез клеточных белков. Все внутренние органы успешно выполняли стандартные функции и при сканировании выглядели так же, как человеческие. Единственное заметное отличие состояло в структуре клеток жидких тканей, в частности крови. За счет сложного молекулярного баланса, способствующего стопроцентной устойчивости к любой неблагоприятной среде, кровь индивида, оказавшись вне сосуда, сворачивалась моментально и приобретала бурый, а затем грязно-желтый оттенок.

Данных для анализа не хватало. Что-то таинственное и необъяснимое крылось в работе Жулавского. Одно звено цепи, неведомое науке. И неведомое земле.

Допущение: индивид не является естественным порождением природы. Дано: индивид мыслит и биологически живет. Вывод: чтобы существовать в симбиотическом множестве природных элементов, следует привести организм и мышление к полному соответствию с человеком.

Он поднялся на ноги и посмотрел на поросшее высокой травой поле. В памяти всплыла фраза, услышанная недавно из динамиков акустической системы: «Жизнь прожить, не поле перейти». Ассоциативная база немедленно предоставила обработанный факт: прожить жизнь — сложная комплексная функция субъекта, обладающего сознанием.

— Я избрал цель, земля, — негромкий низкий голос прозвучал в тон летнему рассвету. — Я стану частью тебя, как все живое, тобой рожденное.

— Антон, почему ты каждое утро начинаешь с этой газетной болтовни? Папе же все равно, что там пишут.

Румяная круглолицая девочка облокотилась на пульт терминала, заслонив от глаз учителя половину монитора.

— В мире происходит много разноплановых событий, малышка. Моя задача отфильтровать информацию и представить Алексею Андреевичу факты, которые могут его заинтересовать.

— По-моему, папе известно все, что ему нужно в работе. А я уже двадцать раз просила не называть меня «малышкой».

— Извини, Анна. Однако когда ты рассуждаешь, как ребенок, мне трудно изменить привычный образ.

— У-уфф, — девочка отошла на шаг. — Это я уже слышала и раньше. Но не могу же я взять и стать сразу взрослой.

— «Взять и стать» — некорректный оборот ни в устной, ни тем более в письменной речи. После завтрака рекомендую тебе просмотреть результаты твоей тестовой работы по языку. К моему огорчению, в ней много стилистических ошибок.

— Если бы ты почаще разговаривал со мной по-простому, тебе не пришлось бы огорчаться, — Анна фыркнула для убедительности. — Пошли, папа уже в столовой и ждет тебя, между прочим.

Алексей Андреевич Жулавский сидел во главе стола, покачиваясь на своем любимом деревянном стуле — этакой достопримечательности дома, и отрешенно созерцал картину в простенке между окнами. Его руки плели из салфетки замысловатые петли. Приподнятое настроение Анны растеклось тягучей лужей. Всё опять свелось к обычному: папа занят очередной проблемой, следовательно, обещанный бадминтон сегодня не состоится.

— Всем привет! — объявила девочка с порога и, покосившись на механически кивнувшего ей отца, уселась за стол. — Давно он такой?

Вопрос был адресован яркому молодому человеку в лабораторном халате.

— Проснулся в шесть тридцать две, — без промедления доложил лаборант.

Анна проследила за взглядом отца, прикованному к изящному орнаменту в белой раме. Картины матери украшали все стены дома. Однако девочка никогда — ни в детстве, ни теперь в преддверии юности — не понимала смысла сложных графических узоров. Куда полезнее, по ее мнению, было пришпилить к обоям плакат из цикла «окно в природу» или повесить над письменным столом голографическую проекцию выставки кошек.

Стеклянные двери крытой террасы распахнулись, и Антон, не торопясь, прошел к своему месту за обеденным столом. Следом за ним появился невысокий широкоплечий брюнет, на ходу застегивавший верхнюю пуговицу рубашки. На светлых джинсах в районе колен расплылось зеленое пятно — отметина мокрой травы.

— Глеб! Ты опять всю ночь болтался на реке? — воскликнула Анна чрезмерно громко. В голосе звучала обида. — Ты же сказал, что следующий раз возьмешь и меня!

— Извини, Аня. Я решил, что будить тебя нецелесообразно. Доброе утро, Алексей Андреевич.

Жулавский оторвался от созерцания узора.

— Да-да. Обязательно возьми Анечку с собой. Эта егоза мне не дает покоя.

Анна прыснула. По ее подсчетам следом должно было прозвучать что-то вроде: «А, собственно, о чем идет речь?» Но тут зазвенела посуда, и в столовую, улыбаясь, вплыла Полина — кухарка, официантка, горничная и прачка в одном лице.