Предел Чандры

Несмотря на слабость, Ден не мог не рассмеяться, чувство юмора Элины было за гранью. В голове всплыли подробности вчерашней ночи, руки отчаянно захотели пробежаться по струнам, но голова была тяжелая, руки путались в окутавших его проводах и трубках.

– Элина, ты не могла бы принести мне гитару?

– Ден, здесь нет гитары.

– Ты ведь найдешь ее для меня? Ту, на которой я играл для тебя, помнишь?

– Помню, милый, конечно же, я помню.

– Ты помнишь наше первое выступление в школе? Оно снилось мне ночью.

– Помню, вы играли Hotel California. Мне было десять или, может, одиннадцать, и я случайно оказалась в зале, но мне понравилось, придя домой, я весь вечер слушала ее, пока не пришла мама и не велела мне садиться за уроки.

– Я хотел бы сыграть тебе снова.

– Ден, милый, ты сыграешь, обещаю. Я узнаю у Фредерика, может, у ребят есть гитара.

– Элина, можешь попросить его увеличить дозировку обезболивающего? И попроси его ко мне зайти, пожалуйста, мне хотелось бы с ним поговорить.

– Хорошо, я скоро вернусь.

После того как она вышла, Ден погрузился в тяжелые размышления. Несмотря на все прошлые заверения Эмиля и настоящие Фредерика, он не был уверен в успехе их кампании. Шансы на положительный результат, казалось, таяли на глазах. Он любил жизнь и не хотел умирать, у него осталось слишком много незавершенных дел. Он давно не видел родителей.

Ден вспомнил, как впервые узнал о том, что жить ему осталось не тридцать и не сорок лет, как его друзьям, знакомым и просто прохожим, а всего-навсего два или три. Ему сообщили об этом после второго его инфаркта. Он просидел взаперти один почти месяц вне себя от ярости. Потом смирился и решил продолжать жить так, как жил прежде, не думая о завтрашнем дне. А потом он встретил ее, Элину. И жизнь заиграла новыми красками, он снова почувствовал ярость от осознания того, что не сможет разделить с ней прекрасные мгновения. Картинки проносились перед глазами, и он видел, как Элина выходит замуж, у нее появляются дети, вырастают и покидают дом, чтобы затем снова вернуться, но уже со своими детьми. И на всех этих картинах был мужчина с чужим лицом, не он, не Ден. Он зарыдал в исступлении, но боль снова заставила его забыть обо всем на свете. Боль была его подругой и спасительницей от горьких мыслей и переживаний. Он держался так долго, как только мог, но не выдержал и снова потерял сознание, погрузившись в забытье.

В это же время в деревенском кафе неподалеку, на берегу Иветт Фредерик орал на Эмиля благим матом. Суть его претензий заключалась в том, что вот уже больше недели, как сердце Дена отказало полностью, и он должен был констатировать его смерть, но Эмиль настаивал на дальнейших попытках.

– Ему не помогают даже самые тяжелые обезболивающие, Эмиль. Зачем, зачем ему эти мучения? Смирись с тем, что мы не смогли ему помочь.

– Фредерик, дай мне еще неделю.

– Что тебе даст эта неделя? Наш метод не работает.

– Прошу тебя, Фредерик, всего одну неделю, если он не выкарабкается…

– То что? Что тогда? В тебе говорит надежда, родительница и покровительница игроков и незадачливых самоубийц. Я продержу его столько, сколько смогу, но он уже одной ногой в коме, а оттуда пути назад не будет.

– Благодарю тебя, мой друг, о большем я и не прошу.

– Оставь благодарность себе, ты просишь меня о том, чтобы я на неделю продлил пытки твоего друга, Эмиль. Не ожидал от тебя…

– Прощай, дружище.

Был уже поздний вечер, но Фредерик решил заглянуть к Дену. Войдя в палату, он поймал на себе вопросительный взгляд Элины. Он подошел к ней поближе и шепотом, хоть в этом и не было никакой нужды, произнес:

– Он просил увеличить дозировку обезболивающего, мы обсудили с коллегами и рассудили, что это допустимо.

– Ему это не повредит?

Фредерик подавил вздох, нужно было ответить ей, что у Дена от такой дозировки может отказать не только сердце, но и печень, и почки, но ему все равно осталось не больше недели. Но лишь прошептал:

– Нет, Элина, это ему уже не повредит.

Она молча кивнула, кажется, все поняв.

– Тебе нужно отдохнуть, поспи, он не проснется до утра.

– Да.

Слабый безжизненный шепот раздался в ответ, лишь побелевшие костяшки пальцев, сжимающие гитару, выдали ее состояние. Фредерик вышел, не прощаясь.

Ден тем временем снова блуждал по улочкам памяти в ожидании ответов от таинственного незнакомца. Он уже добрался до воспоминаний о времени, проведенном в университете, и плавно двигался к выпускному. Незнакомец словно погружал его в транс, воспоминания текли полноводной рекой, и ему требовалось лишь держаться течения и не дать водам захлестнуть его с головой.

Он едет с друзьями на местную базу отдыха, поет и играет у пылающего костра, картинка меняется: он в библиотеке, готовится к написанию заключительной главы работы, сменилась череда картин – и он на выпускном вечере.