Хаммер пожал руку Рейн, игнорируя сильную дрожь в своих руках. Почему такие простые действия, как открыть глаза и посмотреть на нее, стали такими, блять, сложно выполнимыми? Он делал это сотни раз более сотни дней. Но посмотреть ей в лицо прямо сейчас стало одной из самых сложных вещей, которые он когда-либо делал.
Потому что он обнажил перед ней душу и, если увидит жалость или осуждение, то будет растоптан.
— Макен, — она поцеловала костяшки его пальцев. — Верь.
В нее. В них. В убеждение, что она любит его так же безоговорочно, как и он ее. Господь знает, во многое в жизни он не верит, но верит в то, что есть между ними, всеми фибрами своей души.
Надежда возрождалась в нем, пока он поднимал веки и фокусировался на ней.
Рейн ждала его. Огромные синие глаза, дрожащие на ресницах слезы, принятие и настолько много любви, что он подумал, что его разорвет на части.
— Привет.
Боже, он собирался расплакаться как баба. Он моргнул. Горячие, разъедающие дорожки побежали по его щекам, и он выругался.
— Блять!
Она хихикнула сквозь слезы.
— Ты так поэтичен.
— И романтик. Ага.
Ее хрупкие пальчики легли на его щеку.
— Я бы сказала, что поэтому и люблю тебя… но это не покажет и сотую долю всего.
— Я больше чем люблю тебя, Рейн. Спасибо, что выслушала.
Копание в прошлом было болезненным, но принесло облегчение. Многие годы он скорбел, злился на своих бесчувственных родителей, на развращенных работников и свою тупую задницу. Если бы его родителям было до него дело, вероятно, он не стал бы такой легкой добычей для двоих бессовестных извращенцев. Если бы не был сексуально возбужден, одинок и готов ответить на морально показанный родителями средний палец, то никогда не был бы настолько готов пожертвовать своей невинностью ради извращенного траха. В конце концов, винить кого-либо, кроме самого себя, он не мог… чем он и занимался последние двадцать лет. Все это дерьмо не закончилось на Джульетте, и он позволил этому случиться. Не пора ли также простить себя? Он совершал ошибки, последствия от которых какие-то были хорошими, какие-то плохими. Как бы то ни было, все они привели его сюда, к этой женщине, к любви, которую он искал всю свою жизнь, к той связи, что есть между ним и Лиамом.
К покою.
К чистой, безусловной любви.
— И буду делать это всегда. — Она поцеловала костяшки его пальцев. — За прошедшие несколько недель я провела много времени, задаваясь вопросом, не было ли лучше для всех нас, если бы я ушла их «Темницы» в то утро, как и грозилась. Знаешь, тем утром, когда я проникла в твою постель и пыталась соблазнить тебя.
— О, помню. — Он спрятал ее маленькую руку в своих широких ладонях. — Ты напугала меня до усрачки.
Улыбка растянула ее губы.
— Я сама была в ужасе. Но если бы я ушла, как и грозилась, то мы бы уберегли друг друга от большого количества боли.
— Но…
— Но и пропустили бы много чудесного. Знаю.
— Я ни за что на свете не отпустил бы тебя. Плевать, через что мы прошли. Это того стоит.
Ее улыбка стала ослепительной.
— Это было на прошлый Хэллоуин, тогда я и не думала, что сегодня мы окажемся здесь. Я еще ни разу не целовала тебя. Едва ли знала Лиама. А это было меньше, чем четыре месяца назад. Теперь у нас общий дом, ребенок…
— И ты делаешь меня более счастливым, чем я когда-либо был. Я бы потратил три жизни, сидя за решеткой, только бы у меня были эти последние месяцы, проведенные вместе с тобой и Лиамом. — Хаммер положил руку ей на живот. — Может быть, я и не разделю с вами удовольствие от вида того, как будет расти этот ребенок. Но всегда буду частью тебя, Лиама и нашего ребенка. Вероятно, физически меня здесь не будет, но я надеюсь здесь быть.
Он поднял руку к ее сердцу и накрыл ее губы своим ртом.
— Будешь, — ее голос дрогнул. — Я не желаю делать это без тебя.
— Надеюсь, тебе и не придется, прелесть.
Рейн обхватила тонкими руками его щеки и притянула к своим губам. Хаммер не смог подавить стон. Невесомые поцелуи, которые она оставила в уголках его рта, были такими трепетными, что он едва не развалился на части. Они дарили утешение. Спокойствие. Впервые за свою жизнь Макен ослабил контроль и просто чувствовал.
Сверхчувствительная тлеющая связь, что всегда пульсировала между ними, обострила восприятие Макена. Время потеряло значение.
Когда он закрыл глаза, то все равно видел их, один стоп-кадр за другим, как вспыхивала их любовь. Хаммер сложил каждый снимок в копилку памяти, храня их на случай, если федералы его посадят. Он будет лелеять и переживать каждый момент, когда будет сходить с ума от горя, одиночества и потребности.
Но он не просто видел их вместе. В данный момент он был полностью с Рейн, так настроен на нее, распознавая каждый нюанс, что даже что-то такое простое, как ее дыхание, пробудило в нем чувства.
Изгиб ее губ пленил его. Он склонился ближе и обвел их пальцем. Ее завораживающий женский аромат витал в воздухе, пьянил. Она заставляла его до боли желать почувствовать ее, вкусить. Подмять ее под себя и никогда не выпускать.
— Я хочу заняться с тобой любовью, прелесть.
Ее ресницы опустились на щеки, а губы изогнулись в нежной улыбке.