Предел прочности. Книга первая.

Когда захлопывал за собою дверь, из салона доносилось довольное пьяное хихиканье. Что за адское представление происходит, что за чертова карусель? Кажется, я знал механика, который привел механизм в действие. Альсон в своем детском белом сарафанчике стояла на краю асфальтовой площадки, и все так же невинно улыбалась, хлопая ресницами.

Ноги сами понесли к ней, а пальцы до бои сжались в кулаки. Чувствовал, как всепоглощающая ярость начинает захватывать изнутри, пожирать и поглощать плоть огромными кусками, заглатывать, не давясь. Я радовался ей, предвкушая скорую расправу. С радостью отдавал сознание на откуп этой огромной твари, но та неожиданно замерла, пытаясь раскусить гранитный булыжник, возникший из небытия.

- Вы можете представить себе все, что угодно, - говорила Валицкая на одной из многочисленных лекций, – последний день собственной жизни или что происходящее вокруг всего лишь сон. Любой вариант, в который ваше сознание должно поверить, безотлагательно и в ту же секунду. Результат удивит вас. Пускай и не сразу, но вы увидите, насколько сложен и многогранен мир, сколько в нем звуков цветов и запахов, которые вы упускаете поглощенные ежедневной рутиной. Поразитесь пустым и мелким эмоциям, постоянно одолевающим и портящим жизнь. Выйдите за рамки обыденности, меняйте мышление, развивайте и тренируйте свою нейронную сеть. И в какой-то момент этот механизм станет срабатывать помимо воли и не важно: радуетесь ли вы, обнимая любимого человека или злитесь, готовые сказать обидное слово. Новый прием позволит вам не только контролировать чувства и держать ситуацию под контролем, он заложит фундамент в будущее развитие личности. Да, это не панацея и не спасение, а всего лишь маленький кирпичик в основании или необходимый инструмент в руках хирурга, как вам будет угодно.

В тот день Анастасия Львовна не открыла для меня ничего нового. Даже в самом горячем споре я не забывался, краешком сознания наблюдая за ситуацией и мог остановиться, стоило только захотеть. Проблема была в другом - я не всегда этого хотел.

Как и сейчас не желал останавливаться, наблюдая впереди фигурку в белом сарафане. Чувствовал, что придушу мелкую заразу, стоит только подойти на расстоянии вытянутой руки. Шел и слышал произнесенные когда-то Лианой слова: «ты ее любишь». Напрочь лишенные эмоций, звучавшие приговором ей самой в первую очередь. Вспомнил волосатого Горбаковски, распростертого на полу, которому готов был сломать руку только от одной мысли, что он мог обладать той самой.

Интересно, Альсон испытывает схожие с моими чувства, смотрит на меня ровно так же, как и я на Ловинс? Сладостная боль близкая к мазохизму или другому психическому расстройству, название которого мне неведомо. Мы больны, мы серьезно больны одним и тем же, только симптомы болезни проявляются у каждого по-разному.

Все ушло, когда я остановился напротив и посмотрел в широко распахнутые глаза Лианы. Нет, не от страха, а от ожидания или скорее любопытства. Да-да, неприкрытого детского любопытства, порою забавного, а иногда жестокого, способного оторвать стрекозе крылья и бросить заживо в кишащий муравейник.

- Я подготовила тебе такой подарок, а ты все испортил, - с долей обиды в голосе произнесла она и замерла, ожидая дальнейших моих действий.

Рука потянулась к лицу девушки, и часть сознания не без удовлетворения отметила, как дрогнули мышцы ее лица, мелко и быстро для человеческого глаза, но я все же заметил. Протянул ладонь и коснулся щеки девушки, ровно так же, как это делала пару минут назад Ловинс. И не было в этом жесте ни капли эротизма, ни жалости, одно лишь сочувствие.

Вечером того же дня я сидел на собственной койке и лениво перекидывался мячиком с Вейзером. Отскок от пола… поймал. Сжал в руке резиновую сферу и запустил обратно, с обязательным рикошетом от коврика салатовой расцветки. Украшательством в нашей комнате занимался исключительно Вейзер, именно он и притащил эту тряпку в первый год обучения, заботливо постелив ее под свою койку. Коврик полгода наслаждался видом босых пяток хозяина, после чего переместился ближе к ванне, полежал там три месяца и ушел ко входной двери, однако впитав в себя излишек уличной грязи, был вынужден постираться и занять окончательное место в центре комнаты.

Мячик, кстати, тоже принадлежавший моему соседу, долгое время лежал на полке поверх книг, дожидаясь своего часа. И вот этот час настал, грустный и унылый.