Предел прочности. Книга вторая.

- А можно мне тоже остаться? - под робкий смех парней вопросил Леженец. Ребята много зубоскалили по поводу моих частых визитов к сексуальной учительнице, вот наш спортсмен и забылся на секунду, где находится и с кем юморит.

- Конечно, Дмитрий, оставайся. Разве я могу препятствовать столь ярому желанию учиться, - Валицкая соблазнительно улыбнулась. – У тебя целый час дополнительных занятий.

- Анастасия Львовна, я пошутил.

- А я нет. Вот стол, вот учебник - параграф семнадцатый. Через тридцать минут зайду и проверю.

- Анастасия Львовна, у меня тренировка.

Лицо женщины вмиг потемнело, от идеальных черт повеяло ледяным холодом.

- Хочешь сказать, что психология - предмет менее важный, чем бег по пересеченной местности?

- Я… я…

- Что я, Дмитрий? Что я? Взял учебник и сел за стол! Курсант Воронов, за мной.

Появилось искушение сбежать, благо Валицкая повернулась спиной. Но это уж совсем на ребячество походило, поэтому собрался с духом и последовал за плавно покачивающимися бедрами. Старался на них не смотреть, не вдыхать аромат знакомых духов, что шлейфом тянулся по коридору. Но тело не слушалось, ему было глубоко плевать на всю опасность, исходящую от соблазнительной чаровницы. Интересно, что должно случится, чтобы тупая биохимия организма перестала воспринимать женщину впереди, как объект вожделения? Может если пальцы начнет отрубать, тогда мозги на место встанут? Посмотрев на заметно выделяющиеся половинки ягодиц, понял – нет, не встанут. Если и браться отрубать, то далеко не пальцы.

Захожу в кабинет следом за Валицкой.

- Садись, - бросает она через плечо.

Я стою на месте, дверь на расстоянии вытянутой руки. Слушаю вас внимательно Анастасия Львовна. Выкладывайте, что хотели сказать, и ухожу. Лишней минуты не проведу в этом змеином логове.

Валицкая откидывается на кресле, закидывает ногу на ногу. Стол укрывает от глаз соблазнительные движения, отработанные годами, поэтому реагирую спокойно. Как и на ее легкую улыбку и пальчик, задумчиво поднесенный ко рту.

- О, мальчик обиделся, - неожиданно тонким голоском произносит она. – Малыш не хочет видеть тетю, малыш может отвернуться к стене и шмыгать носом. Только сопельки на кулак не забывай наматывать.

- У вас все? - стараюсь сохранять хладнокровие. Валицкая начинает повторяться в своих методах и это добрый знак: госпожа змеюка вымотана.

Жду продолжения игры в заботливою тётеньку, но та неожиданно рявкает:

- Я сказала, сел!

Поздравляю, Петр Сергеевич, вы только что довели штатного психолога до крика. Несколько секунд размышляю над тем, чтобы удалиться с гордо поднятой головой, но это уже совсем детский сад, штаны на лямках. Продолжать изображать обиженного совершенно не хочется, поэтому подхожу к стулу и сажусь напротив Валицкой.

Хозяйка кабинета быстро опускает ладонь на стол – показалось или пальцы слегка дрожат? Она ловит мой внимательный взгляд и сухо произносит:

- Доволен?

- Чем именно?

- Тем что вывел из равновесия, - она берет ручку со стола, но тут же швыряет обратно. Явно не знает куда деть руки и в конце концов опускает их под стол. - Можешь не утруждаться ответом, по довольному лицу вижу.

- Не все вам манипулировать.

- Петр, помолчи пожалуйста, и без того тошно, - Валицкая не выдерживает и возвращает ладони на стол, а одной из них так и вовсе начинает обмахиваться, словно веером. Лицо при этом растерянное и немного детское. Часто-часто моргает ресницами, словно пытается смахнуть слезы. Но даже намека на влагу не вижу – глаза абсолютно сухие.

«Играет, она снова играет», - шепчет циник внутри. Может оно и так, только злость моя испаряется бесследно, а на смену ей приходят новые чувства, пропитанные внезапной нежностью. С трудом подавляю желание подойти и утешить красивую женщину, обнять и…

- Я понимаю причины твоего недовольства. Имеешь полное право на обиду, раздражение, даже злость, - Валицкая сбивается с мысли, пытается улыбнуться, но попытка эта выходит совсем уж жалкой. – Странные отношения, возникшие между нами - целиком и полностью моя вина. Я учитель, ты ученик, ничего другого быть не может. Но увы, живые существа подвластны слабостям, в том числе и преподаватели по психологии. Ведь именно это и делает нас людьми, правда?

«Истинная правда, Анастасия Львовна», - шепчет циник внутри. – «Только вы не человек, а змея подколодная».

- Я не твоя знакомая, не подруга, мы никогда не станем хорошими друзьями. Прости, если подарила пустую надежду. В первую очередь я учитель, а еще практикующий психотерапевт. И последнее особенно важно, потому что здоровье пациентов порою требует идти на жертвы.

«Может чрезмерно раздутые амбиции просят крови», - продолжает нашептывать циник. – «Как вы там рассуждали, приняв изрядную дозу алкоголя на грудь: он не человек, он пациент? Я ничего не путаю, ведь так говорили о совершившем суицид подопечном? И переживали вовсе не о его смерти, а о своем профессиональном провале: что коллеги подумают, что напишут. Погибший может и был пациентом, а вы сука – Анастасия Львовна».