Предел прочности. Книга вторая.

- Помочь мне, - мотаю головой, словно прогоняю дурное наваждение. – Себе помоги для начала, благодетельница. Ты кем работаешь, подстилкой на полставки? Сколько организация заплатила за соблазнила мальчика? И сколько таких мальчиков было? Может поделишься информацией о тарифе? Сто золотых в сутки или двести? За простую встречу больше двухсот никто не даст, а за классический секс все пятьсот отвалят. Поэтому ты так расстаралась на нашем первом свиданье?

Светка отворачивается и уходит, на ходу поправляя платье. Выбегаю в полутемный коридор и смотрю вслед удаляющейся фигурке. Ни слова с ее стороны, ни звука, только цокот торопливых каблучков.

- Чего приходила-то? – ору я, нисколько не стесняясь. – Подкалымить решила или подослал кто? Ты заходи, если что. Деньги у меня есть, заплачу двойную таксу по старой дружбе.

Чувствую присутствие постороннего, резко оборачиваюсь – точно, острая мордочка Луцика выглядывает из зала. У этой крысы просто-таки звериное чутье на события.

Оглядываюсь в поисках чего-нибудь тяжелого, и не придумав ничего лучше, хватаю кроссовок у соседней двери. С силой запускаю снаряд в полет, но Витор успевает скрыться за косяком. Вот же ж юркий, зараза. Смотрю на одинокий кроссовок без пары и понимаю, что Леженец опять будет страдать насчет тренировок. А нечего элементы гардероба за дверь выставлять, впредь наука будет.

Возвращаюсь к себе в комнату и замираю у стола, уставившись в окошко. Не было ни единой мысли, только выжигающая пустота. Топливом внутри было полито предостаточно, осталось лишь чиркнуть кремнем, что я и сделал, выбив искру с помощью внезапного приступа гнева.

Не знаю, сколько так простоял, пялясь на проступающее сквозь сосны рассветное солнце. Внимание привлек тихий, но настойчивый стук.

- Открыто, - кричу, а сам продолжаю смотреть на сосны, стройными рядами растущие вдоль озера. Странно, но вместо вековых красавиц вижу грязные разводы на стекле, на которые раньше не обращал внимание. И даже отпечаток пальцев с той стороны, словно кто-то пытался заглянуть с улицы.

Слышу сопение. Нет, не то которое издает порою малышка Альсон, а тяжелое, пахнущее кислым потом. Поворачиваю голову и вижу Соми, растерянно замершего посредине комнаты. Он стоит прямо перед трусиками, выделяющимися ярким белым пятном на голом полу. Еще недавно там лежал коврик салатовой расцветки, что любил путешествовать из угла в угол. Теперь ни коврика, ни мячика резинового: ушли вслед за хозяином.

- Тебе чего? – спрашиваю, а сам смотрю на раскрасневшуюся физиономию толстяка. Глаза, красные от недосыпа, лицо помятое и носом шмыгает, будто простывший.

- Она… она…

Губы парня начинают дрожать, по пухлой щеке сбегает первая слезинка. Да тут не в отсутствии сна дело, и не в банальном ОРВИ.

- Говори, - прерываю я начинающего захлебываться Соми, и тот спотыкаясь через слово, начинает бормотать.

- Подстилка… легла под богатого… думал, она не такая.

Подстилка… Знакомое слово. Не я ли недавно выкрикивал его, только захлебывался не соплями, а ненавистью. Опускаю глаза и вновь вижу белую ткань на грязном полу. Ни стыда, ни малейшего укола совести. Ощущение пустоты внутри усиливается, словно выдрали целый кусок из плоти.

А Соми, тем временем, набрался уверенности и сыпал словами, что из рога изобилия, превращая былой идеал женской чести в половую тряпку. И ловко у него так выходило, с перчинкой и подробностями. Куда уж прочим великим гуманистам.

- Соблазнилась деньгами и перспективами семейства МакСтоунов, мигом ножки раздвинула. Права была Альсон, сто раз права – дешевая пустышка.

Пустышка… пустота…

- Ты должен меня понять, как никто другой, она и тебя отвергла. Ей всегда было плевать на настоящие чувства, одна карьера на уме. Кто выгоднее, кто побогаче…

- Остановись, толстый, - поднимаю ладонь, пытаясь прервать бесконечный поток слов.

- Я не толстый, у меня имя есть, - гордо и с пафосом выстреливает Соми, будто и не глотал пару минут назад сопли.

- Нет у тебя имени, потерял ты его. Или думаешь, те похороны просто так были, шутка неудачная? - вижу, как Соми пытается возразить, захлебывается от эмоций, теряясь в словах. Поэтому опережаю его, делая ударение на каждом слове: - Ловинс не подстилка. Кто угодно, только не подстилка.

- Ты… ты защищать ее будешь, после всего этого? – наконец выплюнул он слова вперемешку со слюной.

- А в чем мне ее обвинять?

- Да как в чем? - Соми аж растерялся от такой глупости, и закрутился вокруг оси, ища поддержки. Но кроме нас двоих в комнате никого не было.

- Она мне ничего не обещала, в вечной любви не клялась, так в чем ее винить? В том, что встречается с кем-то другим?

- Она дура, - выплюнул очередные слова Соми, - связалась с этим уродом, с МакСтоуном.

- И что? Это ты воздвиг ей пьедестал из чистоты и непорочности, а она к нему никакого отношения не имеет.

Круглое лицо Соми исказила гримаса гнева, пухлые щечки привычно затряслись.