Предел прочности

— А чего ты ждал при таком поведении? Врач, журналист, будущий писатель, а что ты с собой делаешь? Кому нужно то, что ты написал или даже напишешь? Мне, например, не нужно, обойдусь. А если захочется что-то почитать, возьму в руки не тебя, а Жюля Верна, Шерлока Холмса, кого там еще? Ладно, как знаешь, мне все равно. За дочку обидно, что у нее такой отец.

Кажется, она сказала все, что хотела, и теперь можно перейти к делу. Принесла из комнаты два листа тонкой желтоватой бумаги, на которой черным шариком написаны ее показания. Почерк красивый, но спешный. И написано немало.

— Читай, а я пойду гладить белье, — сказала она. — Если что непонятно, заходи, посмотрю.

Я вперил взгляд в бумагу:

«По существу заданных мне вопросов могу пояснить следующее: Крайнев Ю.А. — мой муж, с которым я состою в зарегистрированном браке четыре года, но прожили мы с ним только год. От общего брака имеем дочь трех лет. Фактически с ним не проживаем в течение трех лет, но развод не оформлен, все как-то не собраться, но разводиться будем обязательно. О нем могу сказать, что он плохой муж и плохой отец. Это выражается в том, что он любил только себя, человек не для семьи, мы с дочкой ему все время мешали. Дочь маленькая, часто болела, плакала, а он заявлял, что это мешает ему писать. Он страдает манией, что у него большой талант, он все что-то пишет, но положительных результатов я не видела.

Я не могу сказать, что он плохо ко мне относился, но и хорошего ничего не было. Он такой человек, что на людях ко мне был очень внимателен, хотел показать, как он ко мне хорошо относится, но на самом деле это не так. У него не хватало терпения переносить семейные невзгоды. К нам он приходит часто, в основном навещает ребенка, к тому же по договоренности каждый месяц приносит деньги на дочку.

Примерно неделю тому назад Крайнев пришел к нам и рассказал, что ему скоро будет суд, затем рассказал, что он ехал с работы домой и в транспорте познакомился с девушкой. В это я охотно поверила, так как мы с ним тоже познакомились в транспорте. У него было очень хорошее настроение, и он пригласил ее в ресторан, но, так как денег с собой было мало, заехал домой, взял деньги. Какими бумажками он брал, я не знаю, разговора не было. Но он сказал, что накануне мать ему дала пятнадцать тысяч. Мать ему действительно давала на костюм, она сама мне говорила. Когда он мне сказал, что взял деньги матери, я его ругала, что мать ему оставила на костюм, а он решил их истратить на ресторан. Я знаю за ним черту характера, он не может копить деньги. Если они появляются, то появляются приятели, с которыми он их пропьет. Хотя я не могу сказать, что он злоупотребляет спиртным, но выпивает. Когда я с ним жила, я запретила его приятелям появляться у нас дома. Так вот, с его слов я поняла, что он находился в ресторане, где истратил какую-то сумму, а когда выходил из ресторана, решил разменять у швейцара пять тысяч, чтобы ему же дать „на чай“. В этом отношении он странный человек: если он выпьет, ему всегда кому-нибудь хочется что-то дать. Даже то, что самому необходимо: он мог приятелям отдать свою шапку или пальто или еще что-то. Так и здесь, он не объяснял, за что хотел наградить швейцара. Дал и стал ждать. Он говорил, что швейцар считает и смотрит на него, а деньги не собирается возвращать. И тогда он забрал со стола то, что уже швейцар насчитал. Я у него спросила, видела ли это его новая знакомая. Он ответил: нет, она ушла из ресторана раньше. Я ему посоветовала найти ее, но он сказал, что не будет искать, так как не хочет ее компрометировать.

Вот он мне и рассказал, что его обвиняют в том, что он вырвал деньги у швейцара, ограбив его. Но в это я тоже не могу поверить, так как ничего подобного раньше я за ним не замечала.

Хотя мы с ним сейчас чужие люди, но мне совсем не хочется, чтобы у него были неприятности».

Дочитав, я вошел к ней и положил оба листа на диван. Она гладила белье и, отставив утюг, спросила:

— Что, не понравилось?

— Нет, почему? Ты сообщила правду. Я ожидал худшего.

— Чего именно?

— Не знаю. Хотя и здесь ты написала не как о муже и отце твоей дочки, а как о случайном знакомом.

— Да, и я рада, что ты это понял. И еще: пока ведется следствие, я бы не хотела, чтобы ты навещал дочку. От тебя исходит отрицательная энергия. Боюсь, это может ей навредить. Завтра подам на развод.

Ее лицо было красивым и дерзким. Ее глаза лишь на мгновение задерживались на мне, но даже в эти мгновения она меня не видела. Не хотела видеть. И, странное дело, у меня не возникало желания ей возражать или в чем-то убеждать. Я стоял и думал: «Хорошо, что она ведет себя именно так, ее поведение пригодится мне при написании повести».

— Ладно, — сказал я. — Ты — мать, тебе виднее. Ты можешь отдать мне свои показания?

— Бери, я для тебя копировала.

Я сложил вчетверо оба листа и ушел.

* * *