Предела нет

По дороге он несколько раз впадал в беспамятство из-за крайнего истощения и, видимо, боясь, что мы не успеем довезти его в штаб живым, вкратце, в довольно беспорядочной форме сообщил мне — для последующей передачи — все, что касалось этого нового отравляющего газа, действовавшего непосредственно на рассудок людей.

Мне все же удалось довезти Вашего разведчика до штаба. Там он пробыл недолго, и на моих глазах его увезли в полевой госпиталь, а я после этого вернулся в Штернбург.

Спустя несколько дней, к общему нашему сожалению, стало известно, что из полевого госпиталя тов. Колесников был отправлен на самолете в Москву, в специализированный госпиталь, но вскоре по прибытии туда умер.

Думаю, что иначе оно и не могло быть. Судя по тому, как он выглядел, Вашему разведчику пришлось слишком много перенести в плену. Нервная система его была вконец истощена.

Некоторым утешением для Вас, как его друга и бывшего командира, может, вероятно, служить то, что о нем не устают вспоминать до сих пор в наших войсках, и он, таким образом, продолжает как бы оставаться в строю — даже мертвый!..»

ЭПИЛОГ Колесников против Бельчке

Молчание гробовое!

(Из письма бывшего командира отряда разведчиков бывшему командиру отдельного гвардейского дивизиона)

«…тогда же отправил Вам ответное письмо с благодарностью за чрезвычайно обстоятельное описание интересовавших меня событий 8 мая 1945 года.

Сейчас, разыскав Ваш новый адрес, спешу в свою очередь сообщить известие, которое, несомненно. Вас обрадует: подобранный Вами на шоссе разведчик Колесников жив! Только что я вернулся из поездки к нему. (Вам он напишет на днях, а пока передает через меня самый сердечный привет.)

Не примите лишь это за претензию, однако получилось так, что письмо Ваше (от 17 июля 1945 года, с описанием событий на шоссе) в какой-то степени меня дезориентировало — при всей своей обстоятельности, вернее, именно благодаря этой обстоятельности. Вы протянули цепочку фактов, последовательно (по часам и минутам) сменявших друг друга, и все они были, безусловно, достоверны до мельчайших деталей, кроме последнего факта — смерти Колесникова. Насчет этого Вы были неправильно информированы. Но мне, сами понимаете, и в голову не пришло проверить Вас.

В данном случае отчасти извиняет меня еще и то, что сразу же после выздоровления я получил назначение на службу за границей и отсутствовал несколько лет.

По возвращении на Родину, как Вы догадываетесь, первым моим побуждением было возобновить связь со своими разведчиками. Все они к тому времени демобилизовались и жили в разных городах Советского Союза. Между нами завязалась оживленная переписка.

Можете представить мое изумление, когда один из разведчиков вскользь упомянул о том, что Колесников, по его сведениям, жив и ныне находится на Урале.

Сначала я не поверил. Но во время очередной своей командировки в Москву все же пошел в Управление кадров Министерства обороны и навел справки.

Да, В.Колесников жив. Местопребывание — Урал. Город? Медногорск.

Немедленно же я послал Колесникову авиаписьмо. Никакого ответа. Второе письмо! То же самое. Осердясь, я бабахнул телеграмму из тридцати слов! Молчание гробовое!

Как раз, очень кстати, подошел мой отпуск. Я быстро собрался и вылетел в этот город Медногорск…»

По дороге его осаждали мрачные опасения.

Что с Виктором? Каков он теперь? Почему не ответил на два письма и телеграмму, хотя всюду было подписано «батя»? Почему не переписывается ни с кем из фронтовых товарищей, вообще не подает вестей о себе? Залег, стало быть, как медведь в свое логово, и погрузился в спячку? Но это совсем не в его характере.

Возможное объяснение: Виктор — инвалид и лишен возможности общаться с внешним миром.

Бывший командир разведчиков знал одного храбреца, который прошел всю войну без единой царапины. Война кончилась, он был демобилизован. И вот — несчастный случай на рыбалке: взорвалась мина, лежавшая на грунте. Герой, побывавший в самых опасных переделках, потерял, уже после войны, зрение и кисти рук!

И все же, ослепший, безрукий, он продолжает жить. Диктует навещающим его пионерам свои фронтовые воспоминания, иногда выступает по радио. Воля его не сломлена, рассудок не поколеблен.

Страшнее всего, конечно, потерять рассудок. Погрузиться в вечные сумерки, в лабиринт пугающих кошмаров без надежды выбраться оттуда…

Не произошло ли это с Колосниковым?

Его подвергали в плену воздействию какого-то отравленного ветра, старались свести с ума. Там, в плену, рассудок его устоял. Но по возвращении из плена?.. Все, что происходило с Колесниковым под конец войны, можно сравнить с тяжелой контузией. А контузия — это мина замедленного действия.

Вывший командир разведчиков боялся, что в Медногорске его встретит не Колесников, а тень Колесникова, трясущийся, согбенный, с мутным взглядом и отвисшей нижней губой человек.