– Что за… – Оторвавшись от перископа, Мэтт потряс головой. Нет, оптика его не обманывала – неся чудовищные, нечеловеческие потери, толпа продолжала переть вперёд, сдерживаемая на дистанции лишь плотным огнём, выкашивавшим атакующих сотнями.
Выстрел!
На сей раз он не стал ни отсчитывать секунды до перезарядки, ни бросать крафт вперёд.
Новые десятки тел разлетелись обгорелыми ошмётками, но толпе было наплевать на потери. Прямо по дёргавшимся на земле телам умирающих, не обращая внимания на раненых, валившихся на землю, толпа, с упорством бездушного механизма, выплёскивала вперёд новых, готовых повторить судьбу своих убитых собратьев, людей.
Очередные разрывы его снарядов совпали с выстрелом соседа и приличный участок фронта толпы затопило белым пламенем термобарических зарядом.
На то, чтобы проморгаться ушло несколько секунд, а когда зрение восстановилось, то Мэтт затряс головой – новые, вышедшие на смену сожжённым, люди, уже заполнили собой разрывы в толпе, продолжая шагать вперёд прямо по ещё горевшей земле. На них горела одежда, но они шли не пытаясь сбить пламя. По ним, наискось, хлестнула очередь тяжёлого пулемёта, перечёркивая жизни алой полосой, но они шли. Горящие, истекающие кровью, падая под ноги задних – толпа пёрла вперёд, точно как морской прилив, игнорируя огонь крафтов, словно то были камушки, бросаемые в наступающие волны хулиганистыми мальчишескими руками.
Зрелище было настолько нереальным, что Мэтт положил руку на рычаг передач, намереваясь включить задний ход, как в его кабине проявился Вакс:
– Ты как, бледный, жив? – Заорал он во весь голос, будучи явно оглушенный от своей же стрельбы – звукоизоляцию кабины Вакс игнорировал принципиально, считая недостойным для настоящего мужика отгораживаться от своих же стволов: – А я всё! Откатываюсь, – немедленно продолжил он, не дожидаясь ответа приятеля: – Клин словил! Вот же непруха! На оба ствола!
Выстрел!
В толпе, до которой оставалось не более двух сотен метров, Мэтт уже различал отдельные фигуры и то, что он видел, заставляло его сжимать зубы, чтобы не взвыть.
На них шли гражданские – женщины, в некогда нарядных, праздничных, а сейчас перепачканных и порванных платьях, дети, прижимавшие к груди любимые игрушки – каких-то тряпичных зверушек, мужчины всех возрастов – кто с тростями, концы которых были увенчаны блестящими шарами, подростки с книжками и какими-то инструментами, или приборами и – никого с оружием в руках.
Все эти люди, оказавшиеся сейчас здесь, явно были сорваны с какого-то празднества – об этом говорили и их одежды, и украшения и то любимое и статусное, что они захватили с собой, желая не то подчеркнуть свою значимость, но то похвастать перед кем-то.
– Хотели одно, а вышло совсем другое, – едва слышно прошептал Мэтт, вжимая кнопку и стараясь не думать о том, что через миг совершат его снаряды, встретив на своём пути беззащитную плоть.
Огненный шар разрыва и мигом спустя – Мэтту показалось, что новые фигуры прошли прямо сквозь взрыв, на месте убитых появились новые фигуры.
Эти шли едва переставляли ноги – сказывалась, что жара, царившая на Прогаре, что рывок, совершенный ими в самом начале, но они шли – качаясь на ходу и цепляясь друг за друга.
– Я не меньше тысячи завалил, – продолжил реветь Вакс: – И больше бы! Если б не клин этот!
Выстрел!
За долю секунды до взрыва Мэтт успевает разглядеть девочку с прижатой к груди куклой в каком-то ярком тряпье и парня, за край куртки которого та держится, уберегая себя от падения.
Брат? Просто знакомый?
Огненный шар, слизнув парочку, подводит черту под чужими судьбами. Разрыв растёт, стирая бредущих людей и вместе с ним растёт злость Мэтта.
– В кого мы стреляем, Вакс? Вакс?! Это же гражданские!
– Ты лица этих гражданских видел? – Голос негра спокоен, и только на самом его дне Мэтт разбирает зарождающийся страх: – На лица глянь! Я отхожу, прикрой!
Резина раструба касается лица Мэтта, но уже секундой позже, он отдёргивает голову, одновременно и бездумно, дёргая рычаг передач в положение заднего хода. Ему было достаточно одного взгляда, мига, в котором его глаза встретились с глазами пришельца – высокого дядьки с пышными, весело закрученными вверх, усами.
На Мэтта смотрела смерть.
Но не та, к которой с измальства был готов любой житель Прогара, выбравший судьбу водилы. Не та, привычная, полная лихого азарта и воющая снарядами и пулями, проносящимися впритир кабины. Взбалмошная девчонка, жонглирующая пулями, или оседлавшая снаряд и визжащая от восторга – смерть Прогара была именно такой – юной, как и сам этот мир.
А вот новая гостья, та самая, опустившаяся на планету в трюме множества транспортов, та – чужая, была совсем иной.
Она была мертва уже многие тысячелетия и время, этот абсолютный повелитель мироздания, успело дочиста выскоблить её оболочку, обратив в прах эмоции, чувства и всё прочее, исходившее от её жертв на смертном одре.
Прибывшая на Прогар Смерть была чистейшей квинтэссенцией небытия, и Мэтт за те мгновения, что смотрел в глаза усача, весь ужас абсолютного небытия.