Предисловие (де Вега, Шекспир, Мольер, Гольдони, Шеридан, Гете, Шиллер)

Драматургический успех не удовлетворил Шеридана. В 1776 году ушел на покой великий актер и режиссер Дэвид Гаррик, стоявший во главе главного лондонского театра Дрюри Лейн, и Шеридан купил у него патент, дававший право руководить этим театром. Театральным деятелем Шеридан оказался неудачливым. Еще в 1794 году он, не пожалев денег, расширил в два раза и сделал более удобным зрительный зал, принял меры против пожара. Сцена за несколько минут превращалась в озеро, и в день открытия театра один из актеров плавал по нему на лодке. Пятнадцать лет спустя это здание сгорело дотла. Когда театр догорал, Шеридан сидел в кабачке напротив и потягивал винцо. На вопрос о том, как он может так спокойно созерцать это ужасное зрелище, он ответил: "Неужто я не вправе выпить бутылочку у своего камелька?"

Шеридан и в самом деле мало думал тогда о театре. В 1780 году он стал членом парламента, где активно боролся за признание независимости американских колоний. Когда США выиграли воину против английских колонизаторов, американский конгресс специальным постановлением отметил заслуги Шеридана. В качестве государственного деятеля Шеридан занимал видные посты в министерстве иностранных дел, в адмиралтействе и министерстве финансов, но подлинную славу приобрел своими парламентскими речами. В 1794 году он выступил в защиту молодой французской республики, в 1787 и 1788 годах - с обвинениями против генерал-губернатора Индии Уоррена Гастингса. Эти речи против колониализации принесли ему славу великого оратора. Стоило ему появиться на трибуне, и он подчинял себе зал. Люди плакали, смеялись, радовались, негодовали - и так много часов подряд...

И все же на этого, на первый взгляд столь удачливого, человека обрушивались несчастье за несчастьем. В 1792 году, тридцати восьми лет от роду, умерла Элизабет. Пожар театра в 1809 году его разорил. Он потерял место в парламенте. Последние семь лет своей жизни он оставался не у дел и все больше нищал. Только его смерть заставила вспомнить, какого значительного человека потеряла Англия. Шеридан был похоронен в Уголке поэтов Вестминстерского аббатства, неподалеку от бюста Шекспира. Похороны его превратились в событие национального масштаба.

Байрон потом говорил, что Шеридану удавалось все, за что он брался. Но, по общему признанию, лучшее, что он написал, - это "Школа злословия". Завоевав грандиозный успех на премьере, она с тех пор так и осталась одной из образцовых комедий XVIII века.

У Шеридана была удивительная способность - знать и учитывать все, что сделали другие, и при этом оставаться самим собой. Более того - именно знание всей европейской комедиографии и помогает ему найти самого себя. Он все время учится у своих предшественников и все время с ними спорит.

В этом смысле особенно показательна фигура сэра Оливера из "Школы злословия". Это резонер, которому, как у Фонвизина Стародуму, предстоит, по достоинству оценив окружающих, наградить достойных и осудить злых. Но как при этом непохож сэр Оливер на других резонеров XVIII века! Те были величавы, мудры и в действие до поры до времени не вмешивались. Ну а дядя Оливер? Возраст ему не помеха. Он придумывает то один план, то другой, выдает себя то за того, то за другого - словом, ведет себя скорее как комический слуга у Мольера. И обращения удостаивается соответствующего. Но истину все же узнает. Хотя отнюдь не благодаря беспристрастию, которым положено обладать резонеру. Когда Чарлз, распродавая портреты предков (а это - великое оскорбление для резонера, хранителя патриархальных устоев), отказывается продать портрет сэра Оливера, польщенный старик прощает ему все. Он пришел к Чарлзу, чтобы опровергнуть дурные слухи, а убеждается, что все - правда. Но какое теперь дяде до всего этого дело? Ведь Чарлз не продал его портрета!

И все-таки сэр Оливер по-своему прав. Конечно, у Чарлза немало слабостей, но он честен, у него доброе сердце. Иное дело его брат Джозеф...

Джозеф Сэрфес - один из самых знаменитых лицемеров, созданных европейской комедиографией. Шеридан опирался здесь на Мольера, но кто спутает мольеровского Тартюфа с шеридановским Джозефом Сэрфесом? На место религиозного ханжи пришел лицемер, пользующийся поддержкой светских господ, желающих прикрыть свои пороки клеветой на других.

Великий английский писатель Генри Филдинг (1707 - 1754) писал в своем романе "История Тома Джонса, найденыша", что смешное это - "если открывается, что человек представляет собой нечто как раз обратное тому, что он собою изображает". Из этого же исходит и Шеридан. Однако не проскальзывает ли у этого драматурга, очень скоро ставшего радикальным политическим деятелем, мысль о том, что не только Джозеф, но и вся страна нечто как раз обратное тому, что она "собою изображает"? Так Шеридан, не выходя за рамки семейного конфликта, создает одну из лучших сатирических комедий XVIII века.