ПРЕДИСЛОВИЕ К СБОРНИКУ СТИХОВ ЭЗРЫ ПАУНДА (1928)

Значительное движение вперед в его творчестве ощущается при сравнении сборника «Утехи» (1912 г.) с книгой «Маски» (1910). Пожалуй, важнейшим произведением этого периода был его вариант «Морехода», англосаксонской поэмы. Это еще одна попытка ассимиляции, подобная его интересу к лирике Прованса, и шаг в сторону китайских вариаций («Катай» )—  еще одна ступень на пути к «Cantos», где он уже полностью обретает собственный голос. Во всех работах Паунда содержится то, что следует, видимо, назвать постоянным стремлением строить синтетические речевые конструкции.

В каждом элементе его поэзии что-то от самого Паунда и от какого-нибудь другого автора, но это иное присутствие не поддается анализу: звенья соединяются в цепь, которая покамест не замкнута. И прекрасный перевод не есть просто перевод, ибо переводчик создает оригинальное произведение, пропуская источник через себя и обнаруживая свое «я» с помощью этого источника. И вновь в   работах Паунда мы должны учитывать два аспекта стихосложение, особенности которого обнаруживают следы влияния провансальской, средневековой итальянской, древнеанглийской поэзии и далее китайских поэтов и Проперция; и глубокое индивидуальное чувство, которое не всегда проступает сквозь формальную отточенность поэм. Оба аспекта существуют в тесном единстве и имеют тенденцию сливаться, однако в тех поэмах, которые мы сейчас рассматриваем, они разорваны и тяготеют к автономности. Поэтому те, кому прежде всего импонируют технические новации, видят в них неуклонное развитие; другие, для которых важнейшим компонентом поэзии остается личное чувство, склонны считать ранние поэмы Паунда более привлекательными. Ни тот подход, ни другая позиция не являются единственно верными; впрочем, последние заблуждаются гораздо более первых. В прекрасном «У стен Перигорда» из сборника «Lustra»  ощутим голос Браунинга. Но есть в нем и такие строки:

Там, скрытая в его замке, Тейарайэран,
Та, что нема и глуха, но чьи руки ведают речь,
Исчезла, исчезла неприкосновенная, недостижимая!
Та, что могла жить, но лишь одним человеком,
Та, что могла говорить, но лишь с одним человеком,
И все, все, обставляющее ее вечно меняющееся «я»,
Лишь осколки зеркал на полу...

 Эти строки не трудно соотнести лишь с самим Паундом, но никак не с Браунингом. Это добротная поэзия. В «Lustra» немало коротких стихотворений, менее крепко сработанных, однако чрезвычайно пронзительных, в которых «чувство» или «настроение» более необычны, чем техника письма.

ДЕВУШКА

Дерево вступило в ладони мои,

Древесные соки поднялись по жилам моим,
Дерево проросло в мою грудь —
И вниз,   
Ветви растут из меня, подобно рукам.
Древо это ты,
Мох это ты,
Ты фиалки и ветер над ними.
Дитя в небесах, высоко это ты,
И все это чудится глупостью миру.

В данном случае, как видите, присутствует чувство, но речевые конструкции еще не доведены до совершенства в том смысле, что последняя строка могла бы, очевидно, принадлежать десятку других поэтов. В то же время нельзя упрекнуть автора за ее неправильность, и я не взялся бы улучшить этот стих.

Те, кто ожидает, что поэт в состоянии писать одну гениальную поэму за другой, причем каждая последующая будет превосходить предыдущую во всех отношениях, просто не представляют себе того, как работает поэт, особенно в наши дни. Его прогресс дуалистичен. С одной стороны, процесс постепенной аккумуляции опыта, медленный и мучительный, как влага, стекающая в кувшин Тантала: вполне возможно, что только раз за пять —а то и десять лет этот опыт отольется в некую новую совершенную сущность. Но если поэт принимает решение не писать ничего слабее, чем его лучшие произведения, если он настаивает на том, что необходимо ждать, пока не наступит великий миг озарения, то остается быть уверенным: когда этот желанный миг наступит, он к нему будет не готов. Процесс накопления опыта по большей части подсознателен, запределен, и потому мы не способны судить о темпах его развития иначе, как по тем редким вспышкам озарения, что приходят раз в пять-десять лет; но в перерыве между ними поэт обязан работать; он обязан экспериментировать и пробовать новые приемы, чтобы его поэтический арсенал был наготове, подобно хорошо смазанной пожарной машине,— в тот момент, когда потребуется использовать его максимально.

Поэт, который собирается и дальше писать стихи, должен неизменно шлифовать мастерство; причем, не насилуя вдохновения, а кропотливой работой на том уровне, какой для него реален: несколько часов каждую неделю своей жизни.