Предисловие к жизни

Аркадий оказался в салоле у Яшки. По решительному виду, с каким ребята зашли в цех, Яшка сообразил: сейчас будет буря. Хитрый Макарьев этого и ждал: напугаем уходом с завода, и тогда они не будут возражать против нашей работы в лаборатории. Хорлин предупреждал: «Не тяните, форсируйте, вакансии долго не могу держать открытыми».

— Твоя невеста целую компанию притащила, держись, — прошептал Яшка Аркадию, стоявшему с безразличным видом у окна.

В пальто с меховым воротником и в меховой шапке у Аркадия был элегантный и чуждый цеху вид. Костя, с кепочкой на буйных волосах барашком, ожесточенно кидал куски фенола в автоклав. Сердитый на нерадивого Яшку, Костя отвернулся, когда тот подбежал: «Давай я покидаю». Будто помочь хочет, а самому надо поближе к пришедшим, чтобы слышать, о чем будут говорить. Ловчило окаянный!

Борис с ходу атаковал Фиалковского:

— Вы что затеяли, Аркадий? Совесть у тебя есть?

— Что ты от меня хочешь? — со злостью спросил Аркадий.

— Позор для всех нас, для школы, если вы сбежите. Я хочу, чтобы ты это понял.

— Почему позор? Я больше не могу — и ухожу. Вы-то здесь при чем? Каждый отвечает за себя.

— Ну что ты говоришь, Ара? — с отчаянием восклицает Марина.

Костя подходит с мрачным видом. Яшка — весь внимание, удивительно, как он попадает в люк автоклава совком.

— Что это значит: каждый за себя? — спрашивает Костя. — А ты забыл, как мы третьего дня все шестеро подписали договор на соревнование с метиловым эфиром?

— Вот именно. А сегодня проповедуешь капиталистический принцип: каждый сам за себя. Хорош ты будешь, если товарищи тебе откажутся помогать.

— Я тебе, Аркашка, впрямую скажу. — Ваня с неприязнью смотрит на Фиалковского. — Пусть тебе стыдно будет перед Мариной. Знаешь, ты кто? Ты трус. Ты всегда прятался за Борькину и Костину спину. Они всегда за тебя дрались. Думаешь, мы не помним: ты стоишь, а они отдуваются, принимают плюхи и синяки? Твои плюхи и твои синяки. Ты, видишь ли, их не любишь. Я уж не вспоминаю твои знаменитые обломовские прогулки.

— При чем тут синяки и плюхи? — не без смущения возражает Аркадий и бросает взгляды на Марину, стоящую с опущенной головой.

— Иван прав. Ты боишься завода, боишься работы. — Лена кипит от возмущения и гнева.

Костя хочет тоже что-то сказать, машет рукой и возвращается к автоклаву: пора устанавливать бутыли с трех-хлористым фосфором.

— Неверно это, неверно! Ты слышишь, Марина? Разве я боюсь? Вы же знаете, ребята, я музыкант, я должен беречь руки, иначе не смогу играть. Посмотрите, на что они похожи!

Аркадий протягивает одному, другому свои руки. Он их бережет, но разве их здесь уберечь?

— Наши руки похуже твоих, черт возьми! — кричит Борис. — Хватит говорить о руках! Мало тогда Дронов нас стыдил.

— Рабочие руки, ничего особенного. Даже у девушек такие. Покажи ему свои, Марина. Он, наверное, не замечает твоих рук, все своими любуется.

Аркадий укоризненно смотрит на Бориса, на Лену, готовых, кажется, избить его.

— Хорошо, с завода я не уйду, даю слово, — говорит Аркадий, и Яшка восхищенно кивает головой. — Меня Хорлин зовет к себе, давно уже зовет. Пожалуйста, буду работать лаборантом. У нас и специальность лаборанта. Согласны?

Ребята молчат, такого варианта они никак не ожидали. Неприятно, конфузно перед Мариной слышать Аркашкины слова.

— Только этого не хватало! — сквозь зубы цедит Ваня. — Марина оттуда ушла, а ты пойдешь, будешь перед «типом» на задних лапках.

— Да неужели тебе не стыдно перед Мариной? — кричит Лена. — Марина, что ты молчишь? Я бы не простила такое!

— Марина тебе и не простит, Аркадий, — укоризненно урезонивает Борис.

— Вы не правы. Ты, Борис, и Ваня, и Лена, — неожиданно говорит Марина. — Мы же не музыканты, и ничего, что наши руки такие. А ведь ему действительно нужно беречь руки. Другого выхода ему не найти. Пусть работает в лаборатории.

Друзья озадаченно переглядываются: Марина шум подняла, притащила их сюда — и она же предала. Яшка подходит, подмигивает другу: мол, складно получилось, лучше не бывает.

— Накинулись на человека! — бормочет он, сдерживая улыбку. — А человек хочет немногого: работать по специальности — лаборантом.

— Ты соглашаешься, чтобы он шел к «типу»? — тихо спрашивает Марину изумленная Лена.

— Нет, нет, это не годится! Я другое предлагаю. Послушай, Аркадий, и ты, Марина. — Ваня что-то придумал. — Ладно. Мы будем беречь твои руки, будем делать за тебя самую опасную и тяжелую работу в цехе. Так, что ли, ребята?

— Браво! — радостно кричит Костя и бежит опять к автоклаву: работа есть работа.

Аркадий растерянно молчит, ему нечего возразить, тем более что предложение исходит от Вани Ревнова.

— На два часа Костя будет уходить позднее своей смены, — рассуждает Борис, — на два часа раньше я буду приходить до своей смены. Вот и «тип» тебе не нужен.

Яшка кривит физиономию, для него дело обернулось полной неудачей. Борис замечает его кислую гримасу.

— А ты? — вдруг свирепеет он.

— Что я?

— Ты тоже музыкант? Твои руки тоже будем беречь?