Предлагаю ничью (СИ)

— Цитрамон в верхнем ящике справа, — мать шумно вздохнула и через несколько мгновений из-за спины протянула мне стакан воды. — Мне нужно поговорить с отцом. А ты присоединяйся, когда тебе станет легче.

А мне станет легче?!

Я хмыкнул, услышав, как хлопнула дверь на кухню, и вокру повисла оглушающая тишина. Но вместо того, чтобы обрадоваться вожделенному одиночеству, я вдруг почувствовал острое желание с кем-нибудь поговорить.

Матери не стоило спрашивать меня о Кси. Ее слова лишь вновь меня разозлили.

* * *

— Ну и, где ты потерял свою жучку?

Вопрос старого вояки застал меня врасплох, как застают врасплох телефонные звонки посреди ночи. Или встреча со школьным товарищем в одном из переходов метро. Нелепость какая-то, одним словом. А ведь я был почти уверен, что очередного разговора с родственником — тем более с дедом — мне удастся избежать.

Я чувствовал себя выжитым как лимон. Семейное застолье уже подошло к концу, часы показывали только начало одиннадцатого. Но я уже был не способен ни внятно мыслить, ни поддерживать сколько бы то ни было вежливую беседу. Я бы с удовольствием послал это сборище близких ко всем чертям, но какая-то неведомая сила заставляла меня держать рот на замке. И молчать. И наливать себе стакан за стаканом. Это была моя собственная интерпретация той дебильной рекламы «Иногда лучше жевать, чем говорить».

Весь вечер кусок не лез мне в горло, и алкоголь оказался отличным выходом из положения. По крайней мере, с вопросами ко мне почти не приставали. Только дед, на внимательные взгляды которого я время от времени натыкался, кажется, следил за мной. Но приблизиться он так и не решился. До сего момента старик был занят разговором с моими двоюродным братом, в первые за три года приехавшим без жены и двоих детей.

— Так что же случилось с жучкой?

Больше всего на свете мне хотелось проигнорировать этот тупой вопрос, который — я был в этом уверен — станет первым в череде других таких же глупых. В конце концов, я был на полпути к спальне. Перед мысленным взором уже маячил образ бокала Хеннесси и пары кусочков льда, и, может быть, потому неизбежность разговора с дедом не способствовала улучшению моего настроя.

Все-таки он до меня добрался!

— Что? Ты это мне? — мне нехотя пришлось обернуться, чтобы переспросить.

— Ты видишь рядом еще кого-то? Так что же сталось с твоим жучком? — дед насмешливо хмыкнул. А я после бутылки вина и пары бокалов коньяка с трудом мог разобрать, в шутку ли говорит старик или всерьез. Если судить по его хитро прищуренным глазам, он шутит. А, если смотреть на его хмуро сведенные у переносицы брови, то можно решить, что дед недоволен мной.

Или все же он недоволен отсутствием рядом со мной «жучки»?

И какого черта ему понадобилось ко мне пристать?!

Я расчитывал на то, что меня, наконец, оставили в покое. Я собирался провести еще пару минут на веранде в полном одиночестве и тишине. Если бы Лев Петрович, второй и последний муж моей бабки по материнской линии, не задал свой контрольный — как предупредительный выстрел в голову — вопрос о «жучке», я бы уже наслаждался новой порцией коньяка.

И все же, вместо того, чтобы осуществить задуманное, я истуканом замер напротив выхода из гостиной, сверху вниз уставившись на восьмидесяти восьмилетнего старика, сидящего в инвалидном кресле в нескольких шагах от меня.

Кажется, вежливость требовала подойти чуть ближе. Но я по-прежнему надеялся на то, что случится чудо, и мне удастся сбежать и от этого пристального взгляда и от неприятной процедуры изматывающего допроса. В прошлом генерал, Лев Петрович прекрасно умел находить «болевые точки». По крайней мере, со мной ему всегда это удавалось. Пожалуй, я считал его единственным из тех, кто на самом деле был способен меня понять. Но не сейчас…

Сейчас на чужое понимание, сочувствие и поддержку мне было глубоко***ть.

— С жучком? — я переспросил сухо и пресно, стараясь изобразить на лице полнейшее равнодушие. Если показать деду, что тема беседы мне не интересна, он от меня отстанет куда быстрей.

Может быть.

— Я старше тебя на шестьдесят лет, а слышу в два раза лучше. Что за манера переспрашивать по тысячи раз? Фронта на тебя нет, Тимур, — беззлобно проворчал старик, а после все-таки пояснил. — Я интересуюсь, куда делась твоя жучка.

— О ком ты?

Старик покачал головой и вновь насмешливо на меня взглянул.

— О твоей зазнобе.

А…

О Ксении, значит.

В памяти всплыло вдруг старое прозвище, которым я наградил идиотку Ветрову классе в восьмом или девятом. В разговорах с дедом я называл эту ненормальную только так. В те годы ничего неприятнее сравнения с навозным жуком в голову мне не приходило.

— Она уехала по делам, — ответил невозмутимо. Если это все, что хотел выяснить дед, то можно считать, что я отделался малой кровью.

— А что же у нее за дела такие, что она предпочла их, а не поездку с тобой к родным?

Кажется, мне не удалось сохранить непроницаемую маску, так как дед следующей фразой сделал убийственно верное предположение.

— Или ты — что же — сам не позвал ее с собой?