Предложение, от которого не отказываются…

Остатки сна слетели с него, как не бывало: патологоанатом не стал бы звонить без причины.

— Ты сделал вскрытие?

— Ты в курсе?

— Аутопсии Суворовой?

— Нет, разумеется! Я про Гальперина.

— С какой ста…

— Ваш бузила помер ночью! — не дослушав, выпалил Гурнов, и Мономах едва удержал в руке трубку. — Муратов уже прискакал, хоть и воскресенье. Говорят, как сел на телефон, так и трындит с кем-то… Ты спишь, что ли?

Мономах взглянул на циферблат электронных часов: начало первого! Нормально, с учетом того, что лег он около двух ночи. И тут до него окончательно дошел смысл сказанного патологом: адвокат Гальперин, головная боль всего отделения, умер, и главный приехал в больницу в выходной день «расследовать» обстоятельства его смерти!

— А от чего он умер-то?! — пробормотал он. — Еще в пятницу все нормально было…

— Ну, было — не было, я не в курсе. Знаю только, что лежит он у меня в прозекторской, совершенно без признаков жизни. С другой стороны, у него ведь терминальная стадия рака, так что сам понимаешь.

— Ерунда какая-то… Ты будешь проводить вскрытие?

— Прискакала женка гальперинская и настрочила отказ: говорит, нечего потрошить страдальца, и так он натерпелся!

— Он ночью умер, так кто же ее предупредил?

— Понятия не имею. На самом деле, — добавил Гурнов с нотками удивления в голосе, — и впрямь непонятно, уж больно быстро информация просочилась к родственникам! Муратов не звонил. Во-первых, не по рангу ему, во-вторых — кому нужен лишний геморрой? Кстати, странно, что он до сих пор тебя не дернул. Какую-то пакость замышляет, не иначе!

— Кажется, ночью дежурил Мишечкин?

— Ты, брат, слишком многого от меня хочешь! — Мономах так и увидел мысленным взором, как Гурнов разводит своими длинными руками с большими ладонями, похожими на крылья цапли. — Я в больничке вообще случайно оказался: кое-какие документики надо было заполнить, а тут такое!

— Прости, — вздохнул Мономах, проводя пятерней по спутанным волосам. — Спасибо за звонок.

— Знаешь, как говорят: кто предупрежден, тот вооружен. Удачи!

Мономах понимал, что одной удачи мало: два пациента его отделения умерли практически друг за другом, а такое случается нечасто. Он делал операцию первой, адвоката же практически не знал, однако спросят все равно с него, ведь он заведующий, то есть отвечать за эти смерти ему! После скандала с Тактаровым, которому пришлось «отдать» Гальперина ТОНу, Мономах как чувствовал, что главные неприятности еще впереди — дождался!

Наскоро побрившись и одевшись, он рванул в больницу.

— Кто из сестер дежурил ночью? — поинтересовался он у постовой медсестры.

— Оля, — ответила та. — Малинкина.

— Кто ее сменил?

— Татьяна.

— Где она?

— Наверное, в сестринской.

Давно следовало уволить эту девицу, но медсестер не хватает, а она, когда получит пинок под зад, все-таки выполняет какую-то часть работы!

Сидя на диване с потертыми подлокотниками, Татьяна вгрызалась в очередную порцию полученной от пациентов дневной «нормы» шоколада. При виде Мономаха она перестала жевать и сглотнула, но лицо ее по-прежнему выражало презрение ко всему живому, включая непосредственное начальство.

— Ты сменила Малинкину? — спросил зав.

— Ну? То есть да, Владимир Всеволодович, — добавила Лагутина, сообразив, что стоит сменить тон, которым она привыкла общаться с равными по рангу.

— Она ушла?

— Когда я пришла, ее не было.

— Ты опоздала?

— Вот еще! — фыркнула медсестра. — Я не опаздываю. Но Ольга уже ушла, это точно!

По рыбьему выражению плоского лица Лагутиной легко было прочесть, что она страшно довольна возможностью указать начальству на ошибки коллеги, дабы в сравнении с ней собственные промахи выглядели незначительными.

— Вадим здесь? — спросил Мономах. Ординатор оказался на внеочередном дежурстве благодаря болезни врача, который должен был дежурить по расписанию. Мономах сам вставил в расписание его фамилию, тем самым невольно обеспечив парню неприятности.

Татьяна хмуро кивнула.

— Его главный вызывал. Отчитывал, видимо.

— За что отчитывал?

— Ну адвокат ведь помер…

— Разве это вина Вадима?

Лагутина не ответила. Оба понимали, что Муратов ищет виноватых, и его гнев падет на всех, кто находился в отделении в злополучную ночь. Мономах пошел разыскивать ординатора. Вадим сидел в ординаторской в полном одиночестве, а перед ним на столе стояла давно не мытая чашка с чем-то, по цвету напоминающим деготь. Вид у парня был помятый.

— Владимир Всеволодович, вас тоже вызвали?! — воскликнул он, вскакивая при виде вошедшего зава.

— Никто меня не вызывал, успокойся! Что Муратов?

— Орал на меня… Обвинял в ненадлежащем исполнении обязанностей… — Он казался таким маленьким и щуплым по сравнению с массивным главврачом, что Мономаху даже представлять эту сцену было неприятно.

— Расскажи, как ты обнаружил, что Гальперин мертв.

— Я Ольгу искал.

— Зачем?

Мишечкин покраснел до корней короткого ежика волос.

— Ну, э-э… — невнятно забормотал он, — она куда-то пропала…

— С этого места — поподробнее, — потребовал Мономах. — Когда пропала Малинкина?

— Где-то около двух. Пошла в туалет и не вернулась.

— Ты ее искал?