Предмет знания

Существенно, таким образом, иметь в виду, что «отношение», «связь», словом то, что было обозначено неудачным именем «качества формы», не есть что‑либо, отделимое от момента единства или целостности, а мыслимо только непосредственно вместе с последним. Оно неотделимо не только в реальном, но и в логическом смысле. Правда, на это можно возразить, что «отношение» все же не тождественно с моментом единства, как таковым, ибо единство всюду есть одно и то же, тогда как отношения могут быть многообразными. Более того: для некоторых «целых» различие возможных «отношений» между частями гораздо более характерно, чем различие по их составу, т. е. по входящим в них частям, и именно это обстоятельство, главным образом, послужило основанием признать в отношении особое «качество», т. е. особый элемент целого. Так, например, мелодии, объединяющие разные звуки в одинаковом отношении (т. е. одна и та же мелодия в разных тональностях), гораздо сходнее между собой, чем комбинации одних и тех же звуков в различных отношениях (например, в разной последовательности и ритмике). Это указание само по себе, конечно, вполне справедливо. В целом мы должны различать, с одной стороны, общий момент единства как таковой и, с другой стороны, многообразие различных форм единства. Но это не значит, что эти «формы» суть элементы, мыслимые вне самого единства. Мы имеем здесь последнюю ступень абстракции, которая дает логически неразрывную сопринадлежность соотносительных моментов: единство есть единство определенной формы, и форма есть всегда форма единства. В основе этого соотношения лежит, следовательно, последнее единство моментов единства (целостности) и формы (отношения). Оба момента, не совпадая между собой в смысле логической тождественности, даны неразрывно, слиты в высшем единстве. Отсюда во всяком случае ясно, что момент «формы» или «отношения» принадлежит не к среде слагаемых целого, а к среде целого как такового.

Из сказанного ясно, что в лице рассмотренных нами чувственно–наглядных целых, т. е. в тех случаях, когда целое выступает перед нами как особое представление, по содержанию не тождественное совокупности содержаний его частей, мы имеем такие целые, которые не стоят в отношении частичного тождества к содержаниям своих частей. Здесь во всяком случае целое не только не тождественно простой совокупности своих частей, но не тождественно и этой совокупности плюс какой‑то избыток Так как этот «избыток» принадлежит к природе целого как такового, а не является отдельной частью целого, то в лице целого мы имеем нечто вообще совершенно новое, если и сравнимое с содержаниями его частей, то не через соотношение тождества. ЦелоеАШ не есть А, В, и сверх того еще что‑то. Так как это «еще чтото», это «отношение» неотделимо от самого целого, то неосуществим и остаток из этого вычитания, именно отдельные определенности An В. Целое, как целое, есть именно единство (AS), некоторое неразложимо–простое содержание, в котором отдельные части А, В погашены и сменены чем‑то новым, именно — целым как таковым. Целое не тождественно механическому сочетанию своих частей с объединяющим их отношением; правда, мы можем «найти», «усмотреть» в нем и его отдельные части; но когда мы их «находим», тогда у нас уже нет целого как такового; другими словами, целое разложимо на свои части, но так, что при этом перестает быть целым. Следовательно, целое как таковое может только наводить нас на свои части, быть основанием для них, но не может быть тождественно им.