Предназначение

Горн поймал себя на мысли, что рассуждает о царственной блондинке как о неком предмете — без эмоций, одним только умом. В ее присутствии голова не работала, а кружилась, отдавая тело инстинктам, которые не заботились ни о смысле, ни о правильности, ни о благородстве. Когда ее не было, мысли не затуманивались мечтами, не искали повода для новой встречи, не беспокоились о взаимности. Влечения не было. Сейчас, заставив себя подумать, принц понял, что между Эльнорой и ним не было ничего общего. Эта игра в старых друзей или нежно любящих голубков с самого начала была обречена на провал. Но Эльнора так не считала! Мог ли Горн просто избавиться от этой женщины? Имел ли он право выгнать ее из дворца, построенного Фаором для своей прекрасной богини?

Эти мысли Горну не нравились!

Он перешел к другим. Какой станет теперь его жизнь? Почувствовать себя свободным не позволит не только королева, мечтающая превратить принца в дорогую игрушку, но и традиции Инкрустара, сложившийся здесь уклад, установившиеся взаимоотношения между знатью и институтами власти. Как победитель в поединке, Горн получал сразу все — готовое и притершееся одно к другому до блеска. Хотел ли он изменить все, к чему прикоснется? Сможет ли построить свой мир, не разрушая уже построенного? Что-то подсказывало юноше, что проще и разумнее будет принять все как есть, то есть подстроиться самому… Эта мысль тоже не прибавила настроения.

Почему он не задумался раньше? Почему всегда представлял, что, однажды покорив Инкрустар, попросту присоединит его к Веридору, оставив весь свой окружающий мир таким, каким знал его от рождения? Только оказавшись на новом месте, Горн увидел кандалы чуждых устоев, которые не позволяют менять, но заставляют меняться. Он увидел свое будущее однообразным, бесперспективным, скучным. Готовясь принять его со всеми прелестями и недостатками, он словно говорил себе: «Всё лучшее в моей жизни уже случилось!» Завтра в таком будущем просто не было. Каждый рассвет начинался сегодня, а каждый час лениво ждал истечения. В таком мире легко было понять безумца Фаора, который искал себе гибель, год за годом выходя на арену против нового жаждущего победы и славы мечника…

Рассердив себя подобными рассуждениями, Горн захотел отыскать положительные стороны победы над королем королей. Во-первых, он стал свободным. Во-вторых, его не казнили. В-третьих, он вновь Избранный. В-четвертых… А вот четвертый пункт придумать не получалось! На ум приходила только одна мысль: в-четвертых, он может собрать армию и отыскать «Айсберг».

Горн вспомнил, чему его учил Хонтеан. «Судьба пойдет по выбранному пути, если четко представить, какое из тысяч желаний является самым важным». Что могло доставить ему настоящую радость? Какое известие заставило бы счастливо улыбнуться и начисто забыть о прочих переживаниях? Как говорил Жрец Времени, настоящее желание всегда обладало стержнем, способным повернуть ход Провидения. Чего же сейчас по-настоящему желал Горн?

Ответа на этот вопрос у принца никогда не было. Чтобы ответить, требовалось отбросить все мысли и вытаскивать их на чистый лист сознания по одной, стараясь не думать, но чувствовать. Этому Горн еще не научился. Сейчас он хотел не столь многого: избавиться от оказываемого королевой давления, почувствовать себя хозяином своей жизни, найти «Айсберг», освободить прежних друзей, вернуть Ильрику, заставить прежних Хозяев указать координаты других рабовладельческих станций, захватить их все, одну за другой, распутать всю паутину, прервать торговлю людьми, арестовать и наказать всех, кто имел отношение к этому грязному ремеслу, наконец, запретить по всей галактике бои на деньги, и, если надо, организовать Патруль справедливости, который станет рыскать от планеты к планете в поисках каждого, пожелавшего скрыться от объявленного запрета…

Начав список желаний, Горн понял, что закончить его будет трудно: план действий по искоренению рабства мог занять всю его жизнь. Но что делать, если по-настоящему он хотел только этого?

Он хотел обнять Ильрику, такую родную, простую, понятную, естественную и честную. Хотел свирепо взглянуть в глаза Нортему, Вустеру и прочим «хозяевам». Хотел сам отдавать приказы и не задумываться о том, как их мудрость оценят придворные или родственники. Было ли среди этих желаний самое важное? В них была новая цель, думать о которой оказалось приятнее, чем о чувствах неловкости и бесполезности, сопровождавших его все это утро!

Разгорячившись спором с самим собой, Горн принял решение совершить поступок, который не позволит ему повернуть вспять. Он встал, позвал прислугу и потребовал указать дорогу в покои ее величества.