Предназначение

- О, Саах, здорово! - открытый взгляд добродушных глаз, вернувший Сааху уверенность в непоколебимости земных принципов, искренняя радость. Макар был слишком прост, чтобы нуждаться в масках и заставлять людей верить в то, что он не тот, кто есть на самом деле. Ему хватало одной маски - быть самим собой. Мощное рукопожатие. Широкоплечий Макар возвышался среди спящих людей, как Геракл среди поверженных врагов:

- Ты как, надолго?

- О, ты знаешь, это от меня не зависит. Как сложатся обстоятельства.

Саах действительно не знал этого.

- Есть хочешь? Там, на плите, макароны.

- Отлично. - Саах наблюдал, как Макар ставит на скамью возле умывальника ведро с водой, умывается, смотрит в окно, берет с веревки свитер и уходит. Событие дотлевало обмусоленным Marlboro...

Буня прихлебывал горячий чай, морща деревенское лицо и прищуривая глаза. Он их всегда щурил, не понять, из-за чего: то ли всегда улыбался, то ли пытался понять то, что понимать не дано, но дано видеть, то ли чай был горяч - два загадочных зверька, прячущихся среди морщин и складок.

- Скоро бичарню снесут. - Буня докурил, раздавил окурок, глянул на Сааха.

- Плохо...

- Расскажи, где был, что видел. - Пауза.

-... Ты в прошлый раз все пытался "узнать у меня фамилию", а я "показывал молоток с длинной ручкой"... - Саах запнулся.

- Да. Почему ты так не хочешь об этом говорить? Что за элитная секретность? Или это не для средних умов?

- Нет, секретность ни причем. Я просто не хочу профанировать то, что словами не скажешь.

- Что ж я, такой глупый, не пойму, что ли? Ну хотя бы, к чему это относится, к какой... религии, что ли?

- Нет, дело в том, - вмешался Влад, - что существует определенная грань понимания, терминология; понимаешь, даже, если бы Саах хотел, он не смог бы его тебе описать, в смысле - понимание, в одном разговоре...

- И даже не в этом дело. - сказал Саах, - К чему ты стремишься? Какова цель твоих вопросов? Если - создать в уме еще одну идею, то я тебе в этом не помощник, уволь. Да это и не получится. Невозможно об этом создать идею, полностью отражающую реальность.

- А какова твоя цель? - Буня снова закурил, глядя на кончик сигареты; он мотал на ус, не более.

- Аннулирование себя, - Саах говорил тихо, - отдача Матери; "да будет воля твоя." Тебя это не устраивает, не так ли? В том и дело, что слова об этом не отражают всей широты, радости, могущества такой позиции; "да будет воля твоя". Эти слова профанировались тысячелетиями. Но тот, кто их сказал, знал свое дело, а тот, кто их познал, молчит. Не секретность, нет. Просто это неописуемо, вот и все... Для чего ты хочешь узнать? Чтобы говорить знакомым: "Вот, такой Саах, он то-то и то-то, и он такой да сякой"? Но ведь я другой, совсем другой. Чтобы нам знать друг друга, нужно осознать в себе внутреннее существо, свидетеля; а затем в других. А мы говорим на уровне гордыни, где нет понимания, а лишь умственная рефлексия, как лампочка у павловской собаки или свет в окне Морри. Я говорю "телега", ты видишь четыре деревянных колеса, кузов и оси; я говорю "Бог", ты видишь то, чему тебя научили на этот счет книги или, еще хуже, люди, не знающие о нем; я говорю "да будет воля твоя", ты видишь догматизм, связанность, фанатизм, то есть всякую чушь. И не твоя вина, ты ведь не знаешь, что такое полная сдача, иначе ты бы не спрашивал, а смотрел. Ты пока в своей жизни все делал сам, своими силами, от своего эгоизма, никогда не полагаясь на высшее, вот и все. Вероятно, - Саах говорил медленно, - у тебя когда-нибудь возникнет ситуация, когда ты не сможешь ничего сделать, опустишь руки, обратишься ввысь и... О, хватит об этом, налей мне чаю.

- ... погоди, почему ты прекратил? Доскажи. - Буня склонился вперед, внимательно глядя в лицо Сааху. Тот встал:

- Пошли прогуляемся.

- А чего, договорите здесь. - Без особой надежды молвил Влад. Но они уже вышли. Слышен был гул их голосов, когда они проходили под окном. Тина потягивала чай. Саах молча, стоя у окна, любовался через форточку гигантским тополем; минут через двадцать они с Буней вышли из-за угла со стороны магазина и остановились посреди двора, оживленно разговаривая. Саах глядел сквозь стекло то на одного, то на другого, долго, недвижно, отрешенно, газовая плита еле слышно шипела, распространяя тепло.

- Как, голова-то прошла? - спросила у Тины мама, входя и вешая сумку с продуктами на дверцу печи.

- Нет, все еще кружится... Влад, сколько Сааху лет?

- Кто знает, сколько из них мои, а сколько моих в них не вошли. задумчиво произнес Саах. - А, впрочем, 27 лет.

- Что?

- Похоже, 27, - ответил, как издалека, голос Влада, склонившегося над ящиком с инструментом.

- Что?

- Что "что"? - Влад поднял голову.

- Нет. Что-то опять с головой.

- Таблетку принимала? - Мама подошла с пачкой таблеток и стаканом воды.