– Нет, по-моему, ты не болен.
– Ух, какой ты гадкий! – закричал Карлсон и топнул ногой. – Что, я уж и захворать не могу, как все люди?
– Ты хочешь заболеть?! – изумился Малыш.
– Конечно. Все люди этого хотят! Я хочу лежать в постели с высокой-превысокой температурой. Ты придёшь узнать, как я себя чувствую, и я тебе скажу, что я самый тяжелый больной в мире. И ты меня спросишь, не хочу ли я чего-нибудь, и я тебе отвечу, что мне ничего не нужно. Ничего, кроме огромного торта, нескольких коробок печенья, горы шоколада и большого-пребольшого куля конфет!
Болезнь, особенно хроническая, может подарить социальные привилегии и чувство собственной значительности. Она может придать жизни вкус и даже творческую энергию. Ещё бы, ведь ты борешься, преодолеваешь трудности, чётко понимаешь свои задачи и знаешь, что тебе следует делать сегодня и завтра. У тебя есть неоспоримый стимул. Ты знаешь, в чём состоит смысл твой жизни и в чём заключается твоё предназначение. Ты заряжен! Ведь тебе некуда деваться!
Поэтому многим из нас бывает страшно расставаться со своей болезнью, потому что благодаря ей в жизни всё так просто и понятно, а с её уходом снова приходится искать свой смысл и заполнять образовавшийся внутренний вакуум.
Болезнь вполне способна стать весомой альтернативой в поиске себя и своего предназначения. История знает множество случаев, когда именно благодаря болезни человек делал настоящий прорыв и достигал определённых успехов в разных сферах жизни. Но значит ли это, что нужно болеть постоянно? Конечно, нет.
Несчастные тупые рабы, думал он, слушая сестру. Неудивительно, что мир принадлежит сильным. Рабы помешаны на своем рабстве. Для них работа – золотой идол, перед которым они падают ниц, которому поклоняются.
То же самое относится и к тяжёлой утрате, которую некогда пережил человек. Ярким идентифицирующим фактором может выступать образ страдальца, образ жертвы или образ человека, перенесшего несчастье. Такой образ может храниться годами, чтобы в случае необходимости быть предъявленным как некий социальный козырь. Человек может поддерживать годами и даже десятилетиями свою роль несчастной жертвы, потому что она, как и хроническая болезнь, помогает получать необходимые привилегии и формирует вполне сносный фундамент для самоидентификации.
Историки знают, как много героических поступков было совершено ввиду отсутствия других альтернатив.
Есть такое понятие как «вынужденная порядочность». Оно означает, что человек ведёт себя правильно и мудро только под давлением обстоятельств, которые его к этому принуждают. Как вор в супермаркете – тот не будет ничего красть, если знает, что за ним ведётся наблюдение. Вор, за которым наблюдают, ведёт себя как вполне респектабельный человек. Или взять хулигана, которого привезли в отделение полиции, он под присмотром стражей порядка сразу становится шёлковым, потому что понимает, что есть сила, которая заставит его нести ответственность за совершённое непотребство. Но является ли такое примерное поведение по-настоящему искренним? Вряд ли.
Этакая религиозность под влиянием катастрофы никакой ценности не представляет и в лучшем случае недолговечна. Думаю, что на каждого солдата, открывшего для себя бога, приходится четыре, которые открыли Париж.