— Терпение! — бросил он. — Ребенок кушать хочет, — продолжил отец, — кто-нибудь поделится с ребенком едой?!
— У меня есть! — раздался памятный мне бас, и вперед, раздвигая народ, как траву в поле, вышел мой пленитель. — Много не наберу, но пару кусков вяленого мяса я найду!
Он улыбнулся в усы и полез в свою сумку.
Это стало последней каплей! Я уже не делал зверское лицо, оно само таковым сделалось и я с криком:
— Всех убью — один останусь!
… сжав кулаки и наклонив голову, отважно бросился на усатого обидчика. Тот, не ожидая такой неприкрытой агрессии, растерялся, выставил руку, в которую я уперся головой и только удивлено спрашивал:
— Малец, ты чего? Малец, ты чего?
Я, не слушая его, молотил кулаками, пытаясь дотянуться до его тушки, но длины рук не хватало и я, ярясь от этого еще больше, увеличивал скорость ударов и пыхтел:
— Ну, усатый, ты нарвался! Я не буду ждать, пока тебя напоят и свяжут! Я тебя так затопчу!
Остановил меня громовой хохот, раздающийся за спиной. Я перестал размахивать кулаками, обернулся и обомлел. Народ уже катался по поляне и ржал. Даже баронесса хохотала, держась за живот и согнувшись в три погибели.
— Если кто-нибудь, — всхлипывая от смеха, выдавила она, — когда-нибудь заикнется про вяленое мясо, — ей пришлось прерваться, потому что смех не дал ей закончить фразу на едином дыхании, — я не знаю, что с ним сделаю-ю-ю!
Ее смех уже больше напоминал рыдания. Я обернулся к усатому громиле. Вот же! И он туда же! Здоровяк стоял, покачиваясь и зажав себе рот руками, но глаза его бесстыдно ржали вместе со всеми.
Я гордо выпрямился и с видом оскорбленной невинности подождал, пока мои спутники прекратят смеяться. Наконец, над поляной более-менее смех стих.
— Ну, так, — громко спросил я, — кто-нибудь даст маленькому поесть?
Народ опять покатился со смеха. Я непонимающе смотрел на веселящихся взрослых.
— Ну, вы как дети прям! — слегка неодобрительно бросил я, вызвав очередной взрыв смеха.
— Все, все! — уже натурально всхлипывая, простонала баронесса, — Дуг, посмотри парню чего-нибудь перекусить, а то он нас всех уморит!
Кучер, к которому обратилась баронесса, был единственным не смеющимся разумным. Он стоял с кислой физиономией и с недоумением смотрел на веселящихся рядом с ним. Услышав просьбу хозяйки, он, что-то ворча, пошел к карете и через пяток минут вернулся, неся кусок белого сдобного хлеба и кусок вареного мяса.
Я тут же отобрал у него еду и, вежливо поблагодарив баронессу:
— Спасибо, Ваша Милость, если бы не вы, то я так и умер бы от голода молодым, пока от этих хохотушек еды дождался бы!
…приступил к трапезе. Я съел все быстро, потом посмотрел на все еще хихикающих взрослых и, укоризненно покачав головой, громко спросил:
— А попить?!
Отец хохотнул и, подавая мне свою флягу, выразительно взглянул на баронессу.
— Ну, Ваша Милость, что я вам говорил?! Главное — терпение!
— Это да! — опять заулыбалась баронесса. — Только как я теперь поеду? У меня совсем нет сил, да и живот болит до сих пор!
Отец ненадолго задумался, а потом предложил:
— Баронесса, а вы в карете езжайте! Отдохнете!
— Ну, не знаю, — протянула она, — если твой сын тоже будет ехать в карете, то живой я могу и не доехать!
Меня, от завуалированного предложения баронессы, бросило в пот. Не хочу! Ну, почему я?!
Ох, отец, спаситель мой! Он покачал головой и твердо сказал:
— Только на козлах, баронесса, никаких «в карете»!
Баронесса некоторое время задумчиво смотрело на моего отца, потом кивнула головой в знак согласия, и сказала:
— У твоего сына очень своеобразное чувство юмора! Но мне нравится!
После чего повернулась и громко скомандовала:
— Быстро поите коней — и в путь!
После этих слов все заторопились, разобрали своих коней, и повели на водопой. Оказывается, здесь в двадцати метрах есть небольшое озерцо, к которому все и отправились. Все было сделано быстро и четко — вот что значит воины, и через час мы уже рысили по дороге, навстречу придорожному трактиру.
Глава пятая
К трактиру добрались уже к вечеру. Трактир представлял собой стандартно большое трехэтажное здание, с узкими окнами, высоким крыльцом и неизменной вывеской над ним. На вывеске какой-то художник нарисовал широкую букву «у», и текс под ней гласил, что это заведение называется «У развилки».
Заехав во двор, все спешились, а я, соскочив с ко́зел, подошел к отцу. Мой знакомый усатый здоровяк, который так некстати взял меня в плен, соскочив со своего коня, открыл дверцу кареты и помог выйти баронессе.
— Спасибо, Нарт, — поблагодарила баронесса, легко опираясь на его руку.
«Вот, оказывается, как его зовут! — отметил я про себя. — Нужно запомнить, а то нехорошо получается — избил, а имя так и не узнал!»
— Слайн! — резко бросил отец. — Договорись с хозяином о постое. Баронессе — отдельную комнату, ее охране — комнаты рядом. Нам — как получится. Договорись о бане для баронессы и, если это возможно, то для всех после, а если нет, то пусть организует для нас помывочную! Давай!
Слайн, бросив повод своего коня, помчался в трактир, и через мгновение его уже не было во дворе, только хлопнула входная дверь.