Предназначение: Повесть о Людвике Варыньском

Смысл ясен. Неясно только, зачем Бардовскому потребовалось писать это воззвание? Дело выглядит так, что его квартира в силу ряда обстоятельств стала прибежищем «пролетариатцев». Ну, допустим, гостеприимство, душа нараспашку, либерализм без границ… Допустим даже историческую вину, сознаваемую мировым судьей, по отношению к угнетаемому народу, к чему и он вынужден прикладывать руку… Но воззвание? Как отвести или хотя бы сгладить это обвинение? Положим, воззвание не было отпечатано или каким-либо образом размножено. Это зацепка. Очевидно, его никто и не мог прочитать, кроме Бардовского, — таким ужасающим почерком оно писало. Но оно все же написано! Царский чиновник подстрекает войска к бунту. Нонсенс!

Что ж, придется все сваливать на легкомыслие, на безответственный либерализм, столь распространенный среди русских.

Владимир Данилович поймал себя на мысли, что его чем-то раздражает этот незнакомый мировой судья, столь беспечно обращающийся с собственной жизнью. Чего ему не сиделось? Вот ведь из документов ясно: был на хорошем счету, дела вел грамотно и справедливо, сам Иосиф Владимирович Гурко консультировался с ним по правовым вопросам. Выучил даже польский, честь ему и хвала! Чего же больше? Мог способствовать прогрессу и установлению взаимопонимания между пародами куда как эффективнее, чем содержа конспиративную квартиру социалистов! Он решительно не понимал Бардовского.

Может быть, свалить все на жену? Похоже, эта Наталья Поль страдала психическим заболеванием, которое обострилось во время следствия. Вероятно, он ее любил… Нехорошо как-то сваливать на больную женщину, но ведь нужно искать аргументы для защиты. Это его профессиональный долг.

Что ж, придется отложить решение до полного прочтения документов и знакомства с подзащитным. Владимир Данилович с удвоенной энергией засел за работу, причем знакомился с пунктами обвинения и материалами касательно всех главных фигур процесса, а не только подзащитных.

В особенности его интересовал Варыньский. Раннее сравнительно с другими время ареста и незамешанность в покушениях могли сыграть благоприятную роль в его судьбе, однако Варыньский будто бы не желал этого видеть, во всяком случае, протоколы говорили о том, что он официально берет на себя ответственность за все деяния «Пролетариата», включая и те, что совершены после его ареста, не желая отделять своей судьбы от судеб товарищей, и точно так же твердит о своей солидарности с борьбой «Народной воли». Это уж, извините, просто глупо! Отягчает свою вину, да и только. И в то же время в Варыньском, каким он представал из протоколов дознаний, чувствовалась глубокая внутренняя убежденность в своей правоте, сравнимая с убежденностью наиболее смелых и умных деятелей «Народной воли». Вообще в них во всех много, слишком много от русской партии… Тоже аргумент для защиты, хотя, по сути, вины не смягчает, но все же как-то объясняет многое: «Народная воля» представляется после покушения на Александра многоглавой гидрой, охватившей своим влиянием большую часть русской молодежи, вот и на поляков хватило влияния.

До процесса оставались считанные дни. Встреча с представителями заключенных, среди которых были и оба подзащитных, была уже назначена, когда адвокатов внезапно пригласил во дворец генерал-губернатор. Там молодой майор, представившийся адъютантом его превосходительства, изложил к защитникам устную просьбу Иосифа Владимировича: не выносить обстоятельства дела и события процесса из залы суда. «Принимая во внимание особую опасность… Его Превосходительство надеется… не следует муссировать…» Спасовичу стало стыдно. Внушают, как гимназистам. Могли, в конце концов, сделать это в приватной беседе с глазу на глаз.

В Цитадели, в адвокатской комнате, Спасовича ждали Варыньский, Бардовский, Рехневский, Плоский и Кон. В дверях стояли два жандарма. Владимир Данилович поздоровался и окинул взглядом бледные исхудавшие лица узников. Все выглядели старше своих лет, даже Кон, которому не исполнилось и двадцати двух. Спасович уселся за длинный стол напротив заключенных. Начал Варыньский.

— Господин Спасович, мы пригласили вас как наиболее опытного и знающего адвоката из числа наших защитников с тем, чтобы ознакомить с тактикой, которой будут придерживаться обвиняемые на предстоящем процессе…

— Что ж, это разумно. У нас общие цели, следовательно, и действовать мы должны сообща, — Спасович постарался придать своему голосу минимум официальности.

— Относительно общности наших целей не будем преувеличивать, господин Спасович, — мягко возразил Варыньский. — Но помочь друг другу мы можем. Собравшиеся здесь товарищи — юристы по образованию, кроме господина Кона, который успел лишь поступить на первый курс юридического…

— Позвольте, но у вас, господин Варыньский, насколько я знаю, нет юридического образования? — спросил Спасович.

— Вы правы, — спокойно кивнул он.

— Почему же тогда именно вы отказались от адвоката и намерены защищать себя сами?