Предназначение: Повесть о Людвике Варыньском

1874–1875 годы стали переломными в жизни Людвика Варыньского. Из патриотически настроенного гимназиста-конспиратора он превратился в революционного студента-социалиста… Перед польскими социалистами, обучавшимися в России, стояла альтернатива: либо непосредственно участвовать в русском революционном движении, либо возвратиться на родину, чтобы начать собственное движение на польской земле. Обе эти возможности были реализованы среди первых польских сторонников социализма. Сторонники участия в русском движении (Игнаций Гриневицкий, Леон Дмоховский, Александр Лукашевич, Антон Падлевский и другие) считали, что поскольку лишь борьба в центре России может привести к падению царизма, то не стоит тратить силы на работу в провинции, среди многочисленных народностей, населяющих империю. Наоборот, кружок, к которому принадлежал Варыньский, считал, что по окончании учения в Петербурге надлежит перенести пламень бунта среди трудящихся масс в сердце Польши — Варшаву.

1876 год, который Людвик Варыньский провел в селе Кривец на Киевщине, позволил ему углубить знания основ социализма, изучить, обдумать и обосновать для себя новую общественную идею. В те же годы домашней учительницей в семье Варыньских, воспитывавшей его младших сестер и брата Казимежа, была Филипина Пласковицкая, происходившая родом из Киева, где жили ее родители. Пласковицкая, последовательная сторонница Лаврова, явилась для Людвика Варыньского не только наставницей, но и связной с киевским кружком социалистов-поляков…

Главнейшим общественным процессом на польских землях во второй половине прошлого столетия было образование рабочего класса и усиление его общественно-политической роли. Социализм как идея освобождения рабочих проникал в Польшу с двух сторон — из России и из Западной Европы… Идеи Первого Интернационала распространяли среди польского пролетариата польские рабочие, возвращавшиеся из эмиграции, куда они попадали ради заработка, и немецкие ремесленники, приезжавшие в Королевство с той же целью.

…Переехав в Варшаву, Людвик Варыньский до октября 1877 года работал слесарем на фабрике сельскохозяйственных машин Эванса, Лильпопа и Рау. Работа на фабрике не была для Варыньского лишь поводом для завязывания контактов с рабочими. Она стала и источником заработка, ибо в 1877 году его отец обанкротился, семья переехала в деревню Вишенки под Бердичевом и больше не могла материально помогать старшему сыну.

Осенью 1877 года группа социалистов в Варшаве значительно расширилась. Из Одессы прибыли Казимеж Длуский и Казимеж Гильдт, активное участие в делах варшавского кружка стала принимать Филипина Пласковицкая; в кружок вступили новые члены — Максимилиан Гейльперн, Елена Кон, Марья Ге, Вацлав Свенцицкий и другие, так что в октябре кружок насчитывал уже более двадцати человек.

По прибытии в Варшаву Людвика Варыньского из Пулав произошло сближение между кружком интеллигентов и рабочими. На состоявшихся собраниях было решено приступить к созданию «касс сопротивления» — зачатка профессиональных союзов…»

Глава четвертая БЕСЯ

Октябрь 1878 года

…Жизнь неожиданно получила освещение, как если бы над нею зажгли газовый фонарь, озаривший не только день сегодняшний, но и часть будущего, в котором чудился ему некий домик с красной кирпичной трубою, а над крыльцом вывеска, вроде как у трактира: «Тайная организация социально-революционных сил». Но почему вывеска, ежели организация — «тайная»? Так воображение нарисовало, а воображению не прикажешь. Во всяком случае, весною этого года произошел перелом, превративший студента технического училища Юзефа Томаша Узембло в таинственного Бесядовского — здесь и бесы мерещатся, и беседы…

Тот щербатый землеволец из Ярославля, принявший у него транспорт литературы, который он с огромным трудом доставил из Москвы — прежде всего по причине тяжести, — был, вероятно, осведомитель. Улыбнулся уж больно нехорошо: «Поляк-с? Выходит, в первопрестольной русаков не осталось на такие дела? Шучу, конечно!..» В Москве успели предупредить, чтобы в свои меблирашки не являлся, там уже побывали жандармы. Пришлось с вокзала на вокзал — и в Париж! Не совсем прямо, через Кострому и Могилев, но результатом все-таки был Париж, а в Париже — Петр Лаврович!

Выходит, нет худа без добра. Лавров в сознании уже давно был в красном углу, в идейном иконостасе, так что забывалось временами, что он жив и здоров; но когда распахнулась дверь квартирки на улице Сен-Жак и на пороге предстал белобородый человек с близорукими главами под толстыми стеклами очков, Узембло понял, что жизнь подарила ему редкую возможность перерождения.

Так он стал Бесядовским — по прозванию, а по роду занятий — членом лавровского кружка «социалистов-пропагандистов».