— Я опоздал! — отчаянно воскликнул он, припадая на колени рядом с ней. — Гермиона, ты жива? — Драко судорожно прощупывал ее пульс, боясь самого страшного, и выдохнул, почувствовав слабые удары. Развернув к себе ее лицо, он ужаснулся: бледная кожа была испещрена глубокими царапинами и ссадинами, а левый глаз заплыл синяком. — Что они с тобой сделали? — его надломленный голос задрожал. — Эти мрази за все заплатят, обещаю.
— Все, я их связал, — Блейз нерешительно мялся в дверях, боясь поднять глаза. — Что с ней? Мы успели?
— Я должен был прийти раньше, — сокрушался Малфой, прижимая к себе бесчувственное нагое тело. — Я не должен был ее отпускать.
***
Вызвав авроров с помощью патронуса и сдав им трех преступниц, перешедших все границы дозволенного, Драко пообещал дать показания, когда потребуется, и аппарировал вместе с Грейнджер в больницу Святого Мунго. Не помня себя от тревоги и страха, он поднял на уши всех целителей учреждения, отчаянно ходя из стороны в сторону по холлу с телом обнаженной девушки на руках и требуя помощи. Малфой ругался и кричал, а потом слезно молил вызвать руководство лечебницы. Когда у него попытались забрать ношу, он до последнего не отдавал ее и скандалил, угрожая разнести здание в щепки, пока его не напоили успокоительным.
Сутки напролет Драко дежурил в белом больничном коридоре, вскакивая и подлетая к каждому целителю, проходящему мимо, но они ничего не могли сказать, чтобы успокоить его. Гермиона очнулась лишь на второй день, когда, устав от нервного напряжения, он уснул на детской софе у двери ее палаты.
— Мистер Малфой, пациентка очнулась, — объявил целитель в лимонной мантии, — можете навестить ее.
Не дослушав слова лекаря, Драко влетел в палату и расцвел улыбкой, увидев Гермиону живой. Живой, но истерзанной. Синяки и ссадины еще не полностью сошли, и Грейнджер смотрела на него лишь одним здоровым глазом.
— Ты спас меня, — шепнула она с благодарностью, ее сиплый голос был настолько болезненным и жалким, что сердце защемило.
— Прости, я опоздал, меня заперли… — он не знал, что сказать: все оправдания были лишними.
— Спасибо… если бы не ты, — она замолчала, не желая озвучивать печальные мысли, — ты был здесь все время? А как же твои родители?
— Не думай о них, теперь это не важно, — он взял ее за руку, сплетая пальцы. — Я бы умер, если бы… ты ведь моя лебединая пара… Я бы действительно умер, понимаешь? — он не смог сдержать нервный смешок.
— Поэтому ты пришел за мной? — она ехидно улыбнулась, пихая его рукой в плечо. — А я-то думала…
— Я люблю тебя, — простодушно сказал Малфой, — это искренне… я чуть с ума не сошел, пока ты была без сознания.
Она потеряла дар речи, прикрывая ладонью опухший глаз, стесняясь своего временного уродства.
— Ты прекрасна, а это все пройдет, — убеждал ее Драко, вставая перед больничной койкой на одно колено, — Гермиона, ты выйдешь за меня?
— Я? — она опешила, замерев с открытым ртом.
— Тут есть другая Гермиона? — его брови взлетели вверх, а на губах заиграла шкодливая ухмылка.
— Знаешь, я никогда не думала, что такое возможно… Я лишь хотела попасть на бал хотя бы раз в жизни, — на ее глаза навернулись слезы. Она развернула запястье к нему так, чтобы показать лебедя. — Я тоже тебя люблю… я впервые чувствую нечто, что могу назвать любовью.
Он протянул свою руку с аналогичным изображением благородной птицы и сжал ладонь Гермионы в своей, отчего их парные «татуировки» засветились.
— Это значит «да»?
— Да, я согласна, — кивнула она, вытирая слезы счастья, и Малфой прильнул к ней, осторожно обнимая, чтобы случайно не причинить боли. — Но как нам быть… с твоим отцом?
— Он смирится: у старика нет выбора, ведь у него всего один наследник, — хмыкнул Драко, который знал крутой нрав Люциуса, но так же знал и все его слабости, — И потом, разве можно пойти против самой судьбы?