Предположительно (ЛП)

У моего единственного платья непростая история. Его подарил мне социальный работник перед слушанием по условно-досрочному. Черное, с белыми, желтыми и розовыми цветами. Оно плотно облегает мой живот и, более того, слишком короткое. Так что я натягиваю под него джинсы. Я хотела порадовать себя обновкой, но тот калькулятор, который я купила с Новенькой, нанес огромный урон моему бюджету. По крайней мере, мне удалось выловить его за полцены в ломбарде. Он старый и потрепанный, но со своей работой справляется отлично.

Медленно открываю дверь ванной. Если я в таком виде наткнусь на одну из девочек, надо мной будут издеваться неделями. Они узнают, а я не хочу посвящать их в свои дела. Слава Богу, коридор пуст. Я несусь по нему и на цыпочках спускаюсь вниз. Они в гостиной, смотрят фильм с мисс Рибой. Перед уходом я должна отметиться, но я не хочу ступать под перекрестный огонь. Я предпочту попытать свою удачу и пуститься в самоволку. Тед того стоит. Я проскальзываю мимо комнаты и открываю входную дверь. Передо мной стоит мама с приподнятой рукой, будто она только собиралась постучать.

— Мама?

Улыбка на ее лице такая широкая, что мне больно на нее взглянуть. Все равно, что смотреть на солнце. Сегодня она одета как учительница, а не как королева баптисткой церкви. Коричневая юбка с шоколадной рубашкой и черные туфли на плоской подошве. Она выглядит почти нормальной, почти такой же, какой я ее помню.

— МАЛЫШКА!

Она бросается ко мне с объятиями. Я не обнимаю ее в ответ.

— Что ты здесь делаешь?

— Ну, я пришла, чтобы навестить свою малышку, что же еще я могу здесь делать?

На целую неделю раньше! Что-то не так.

— Я подумала, что мы можем провести день вместе. Как в старые-добрые времена, только ты и я, да? Мы можем пойти в парк? — сказала она с вопросительной интонацией. — Ты любила парк, правда же?

— ВЕСЬ день?

За последние шесть лет я не проводила более пятнадцати минут наедине с ней.

— Тебе разве не надо в церковь или на пикник? Или еще куда? Где Трой?

— Мистер Уортингтон. Он уехал по делам и не вернется до завтрашнего дня.

Мама не переносила одиночество. Ни на минуту. Раньше она стояла за дверью ванной, если сидела там слишком долго. Она устраивала истерики, если я хотела побыть одна в своей комнате и находила причину, по которой я должна была быть с ней. Например, почистить духовку, поменять простыни или подержать совок для мусора. Когда она не следовала за мной по пятам, она ходила за Реем, к каждому бару, к каждому дому любовницы. Рей злился, но я ценю, что он отвлекал ее на себя.

— Теперь, пойдем! Я куплю тебе мороженое. Клубничное — твое любимое, да?

Меня начинает тошнить, потому что не узнаю эту маму. Я не хочу никуда идти с ней, даже не хочу оставаться с ней наедине. Она незнакомец, а меня учили никогда с ними не разговаривать.

— Я даже не знаю...

— Что с тобой? Ты больна?

Больна ли я? Чертовски верно. Я больна. Я беременна! Она знает это и ведет себя так, будто ничего не произошло. Стоит с этой тупой улыбкой на лице, округлив свои глаза так, будто ее кто-то ударил по голове бейсбольной битой.

— Ну, я...

— Эй, что это у тебя на лице?

О, нет. Я забыла о своей помаде. О своем наряде. О своем свидании.

— Я просто...

— Ты куда-то собралась, дорогуша?

Я вспоминаю, как сильно она дала мне пощечину и отступаю, выходя за пределы ее досягаемости. Я не знаю, что сказать. Мама поймала меня за тем, как я крашусь и сбегаю к мальчику. Одно из тех неловких мгновений подростковой жизни, которое я думала, никогда не испытаю на себе.

— Н-н-никуда, мамочка. Просто... дай мне переодеться.

Она приподнимает бровь и кивает. Я бегу наверх, стираю помаду туалетной бумагой и переодеваюсь в свою привычную толстовку поверх майки. Я звоню Теду и рассказываю о произошедшем. Он спрашивает, в порядке ли я, и я лгу.

На обратном пути я замираю как вкопанная. Мама сидит на скамье у двери. У нее такое выражение лица, будто ее тело все еще здесь, но разум за тысячу земель отсюда. Я успеваю узнать его, прежде чем она замечает меня и прячет его за улыбкой.

У нее особенный день. Она не принимает таблетки.

— Ну, дорогуша. Ты готова?

Рядом с групповым домом есть небольшой парк, расположившийся перед начальной школой. Он весь усеян сорняками, а трава пропитана собачьей мочой. Мама держит меня за руку, будто бы мы близки, и безостановочно болтает о парикмахерской и своем цвете волос, каштановом с медным оттенком. Болтовня — еще один признак ее особенных дней.

Я помню, когда это произошло впервые. Это было до Джуниора, даже до Рея.

Мне было не больше трех или четырех. Мама упала на пол на четвереньки и начала яростно пытаться отмыть пятна, которых там не было.

— Этот дом — помойка! — крикнула она, кинув в меня тряпку. — Мэри, чего ты ждешь? Давай помогай!

— Но я ничего не вижу, мамочка.

Она залепила мне такую сильную пощечину, что я ударилась головой о батарею. Но не заплакала. Просто опустилась на пол рядом с ней и начала отмывать пол. Помню, как слезились мои глаза от средства для мытья.

— Нет, не здесь! Ты что, слепая?

Мне начинало казаться, что так и есть.