Предположительно (ЛП)

Мы заходим в комнату для посетителей, и он закрывает за нами дверь. Я никогда не была здесь вечером, поэтому это место выглядит странно с искусственным освещением и закрытыми шторами. Стены по-особенному серые, искусственные растения еще более поддельные, а диваны — жесткие и поношенные.

— В чем дело, Эддисон? Уверен, моя жена хотела бы, чтобы я хоть раз появился дома в пристойные часы.

У него есть жена. Я об этом не знала. Не могла представить, что кто-то захочет выйти за него. Он непробиваемый, как бетонная стена.

— Итак, Мэри?

— Эм... Мисс Кармен сказала, что я на попечении штата. Что это значит?

Он складывает руки на груди.

— О, так ты можешь произнести больше трех слов за раз, — смеется он. — Почему ты не спросишь об этом мисс Кармен?

Потому что она меня ненавидит! Вы меньшее из трех зол.

— Мэри, я не могу торчать здесь весь день. Что ты хотела?

Может, я неправильно подошла к этому делу. Теперь не имеет значения, чего хочу я. Значение имеет только то, что нужно Бобу. А его нужно защитить от остальных.

— Вы будете приходить сюда... почаще?

— Зачем?

— Просто.

Он хмурится и делает глубокий вдох.

— Мне стоит приходить суда чаще?

Неподалеку от двери слышится какой-то стук и скрип. Наверно, мисс Риба подслушивает. У меня сводит живот, и я замолкаю.

— Мэри?

А может, это и не мисс Риба. Может, это Келли. Или Тара. Или Джой. К горлу подступает ком. Это первое правило, которое я усвоила в детской тюрьме. Болтуны получают швы.

— Мэри, кончай ходить вокруг да около и выкладывай!

Но ему следует знать, ведь так? Разве он не замечает порезы и синяки на всех нас? Разве он не читал отчеты мисс Штейн о несчастных случаях? Он не может быть настолько слепым.

— Мне... нужно поговорить с адвокатом.

— С каким адвокатом?

— С адвокатом... Мистером Харрисом.

Какое-то время он смотрит на меня, пытаясь понять, чего я от него добиваюсь.

— Зачем? — его голос становится громче.

— Потому что... я этого не делала.

Он закатывает глаза.

— Мэри, у меня для этого нет ни времени, ни терпения! Послушай, ты уже отбыла свое. Теперь ты здесь, пока суд не придумает, что с тобой делать дальше. Ты забеременела...

— Но я не делала этого!

— Мэри, — предупреждающим тоном говорит он, размахивая перед моим носом указательным пальцем, как мама. — Ты собираешься потыкать палочкой то, что лучше не тормошить. Если ты снова вернешься на эту дорожку, то она выведет тебя на неприятности.

Неприятности? Еще большие, чем те, в которых я нахожусь сейчас? Он переступает на свою здоровую ногу и ворчит.

— Послушай, — говорит он успокаивающим голосом. — Народ хотел твоей смерти за убийство той девочки. Они не простят тебя, если ты будешь продолжать дурить их и обманывать просто потому, что тебе так захотелось.

Но я не вру. Почему мне никто не верит? Все это большая ошибка.

Я не хотела ее бросать. Я не хотела ее бросать. Я не хотела ее бросать...

— Я... я...

— А теперь хорошенько подумай, Мэри. Потому что если ты начнешь этот процесс, то пути назад не будет. И ты можешь угодить в место, не такое приятное, как это.

Приятное? Он издевается?

— Если тебе здесь настолько плохо, то почему ты так хочешь, чтобы твой ребенок здесь рос?

— А почему вы хотите забрать его у меня? — вырывается у меня.

Я не могу узнать этот голос: низкий, глубокий, живущий в чаще моего сознания, которую я прячу от окружающих. Он застает нас обоих врасплох.

Винтерс откашливается, пытаясь взять себя в руки.

— У тебя больше нет того адвоката, Мэри. Есть государственный. Вот так. И никому не нужен этот чертов ребенок, кроме тебя! Хочешь адвоката — получишь. Подумай, кого ты сможешь себе позволить на свое пособие.

У меня крутит живот. Я все запорола.

— Вы можете просто поговорить с моей мамой? Она знает, что произошло на самом деле.

— Я что, на детектива тебе похож?

— Но она знает правду.

— Мэри, я...

— Пожалуйста!

Винтерс замирает и смотрит на мои мольбы. Он делает глубокий вздох старого человека, уставшего от жизни.

— Я... подумаю, что с этим можно сделать.

Думаю, это означает «нет».

Я возвращаюсь в свою комнату. Девочки молчат. Мои простыни снова на полу в коридоре. На этот раз они еще и дырявые. Напоминают кусочек швейцарского сыра. Должно быть, кто-то из них слышал наш с Винтерсом разговор. Меня волнует не это. Меня волнует то, что у кого-то в этом доме есть нож.

6 глава

Выдержка из «Нью-Йорк Таймс»

Статья: «Приговор для девятилетней девочки, убившей младенца»