Я раскрываю свои глаза. Солнце почти село. Вот вам и подремала немного.
Несусь вниз по лестнице, в доме пахнет индейкой. Новенькая сидит на том же месте, где и сидела, когда я уходила. Она постукивает по полу ногами, будто у нее нервный тик. Ее большие слезящиеся глаза смотрят на меня.
— Он... он просто немного опаздывает, — говорит она, ее голос дрожит, хотя она и пытается спрятать это за фальшивой улыбкой. — Пробки. Большие пробки. Он приедет в любую минуту.
Прошло пять часов.
Я молчу. Вместо этого, направляюсь на кухню, где уже стоит индейка. Совершенно не зажаристая, но сухая как бумажный пакет. Даже эта непонятная подлива не помогла этой птице стать хоть чуточку вкуснее. Джой выливает клюквенный соус в бумажную тарелку.
Тара превращает фарш в кашеобразные помои, напоминающие то, что мы обычно ели в детской тюрьме. Чина вносит свой вклад, добавив немного приправы и масла к зеленой фасоли, кукурузе и зелени. Она хотя бы попыталась. Киша размешивает порошок для приготовления сока. Я ставлю булочки в духовку и начинаю накрывать на стол. Мисс Штейн купила на День Благодарения бумажные тарелки и подходящую скатерть.
Новенькая смотрит в пустоту. Ее бледное лицо покрылось испариной. Она слишком долго просидела здесь в теплом пальто. Чина входит в комнату и ставит пакеты с посудой на стол. Она переводит взгляд на Новенькую.
— Не думаю, что за ней приедут, — шепчет она, распаковывая тарелки. — Ей пора бы сдаться.
Наши взгляды встречаются. Мы обе осознаем, как сложно сдаться, когда речь заходит о людях, которых ты любишь всем сердцем. О людях, которые не любят тебя в ответ.
— Ужин подан! — объявляет мисс Риба, ставя на стол сухую индейку. Тара приносит свое творение, прекрасно понимая, что ему место в помойке.
Мисс Штейн заходит в столовую. Она смотрит на Новенькую, но ничего не говорит. Чина оказывается единственным человеком, достаточно добрым, чтобы прервать молчание.
— Эу, Новенькая. Почему бы тебе не присесть с нами? Поешь, пока ждешь своих.
Новенькая уперто трясет головой.
— Нет... нет. Папа скоро приедет. Не хочу портить аппетит.
Мисс Риба и мисс Штейн смотрят друг на друга, обмениваясь виноватыми взглядами.
— Бедное дитя, — бормочет мисс Штейн, занимая место во главе стола. Тара садится рядом с ней. Поближе к еде, как всегда.
— Кто хочет произнести молитву? — спрашивает Киша.
— Молитву? — ворчит мисс Штейн, в то время как мисс Риба затачивает нож.
— Да, — говорит Чина, смотря на меня. — У нас у всех есть то, за что следует поблагодарить Бога.
Она права. Господь не оставил меня. Я жива. Вышла из детской тюрьмы и нашла адвоката, который поможет мне оставить Боба и обелить свое личное дело. Я собираюсь в колледж. И Тед... Не знаю. Поглаживаю живот и бросаю взгляд на Новенькую, которая из всех сил старается не расплакаться.
Она притворяется, что не видит, как я подхожу. Сажусь рядом с ней.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — шепчет она, опустив голову. — Что я глупая, да? Просто сидеть здесь... но он бы никогда... он бы так не сделал. Он просто... опаздывает. Сегодня на дорогах много пробок. Парад же.
Я кладу руку на колено Новенькой. Не говорю о том, что мы обе и без того понимаем. Потому что я была на ее месте и знаю, что она чувствует. Родители не имеют права так разочаровывать своих детей. Это самое жестокое наказание из всех. Постукиваю по ее колену и встаю. Она кивает, снимает свое пальто и идет за мной. К столу.
— Я ненадолго. Съем совсем чуть-чуть. Не хочу перебивать аппетит.
Мисс Вероника опаздывает. Снова.
Но мисс Штейн наплевать. Она усаживает нас всех кругом в подвале и заставляет ждать. Без надзора. Никто не помешает им напасть на меня. Это может произойти в любой момент. Я сажусь у задней двери. Максимально далеко от Келли.
— Вашу мать... это чертовски тупо, — скулит Джой. — Где эта с*чка? Я должна успеть позвонить Марккуанну до отбоя. Он должен был повести меня сегодня по магазинам, но не объявился. Я переживаю за своего пупсика.
Марисоль смеется.
— Ты все еще думаешь, что встречаешься с этим кабелем?
Джой закатывает глаза.
— Как скажешь, с*ка. Занимайся своими делами.
— Я устала от этого дерьма. Мне не нужен доктор, в отличие от вас, стервы. Я нормальная, — говорит Марисоль, откидывая назад свои волосы.
Келли смеется и скрещивает руки на груди.
— Уверена?
Марисоль бросает на нее взгляд, способный разжечь войну. В любой другой день так бы и произошло, но сегодня вмешалась Чина.
— Не, слушайте, я могу ее заменить. Я хороша в этом. Умею вывести человека на эмоции и прочее, — говорит Чина и хрустит костяшками пальцев. — Итак, Тара, расскажи мне, что ты сейчас чувствуешь?
— Голод, — говорит Тара, и по комнате разлетается смешок.
— Интересно. Давай попробуем по-другому. Чем ты займешься, когда выберешься отсюда?
Тара пожимает плечами.
— Не знаю.
— Разве тебе не должно исполниться восемнадцать, типа, скоро? — спрашивает Джой.
Тара кивает.
— Через четыре месяца.
Вся комната вздыхает. Она может ничего больше не говорить. Все и без того знают, что это означает. Я вспоминаю о Теде и потираю свой живот.