Предположительно

Киша целыми днями ныла по поводу группового дома. Она могла бы покинуть эти стены, но ей больше нравилось сидеть здесь и причесывать свои волосы каждые десять минут, будто бы она собиралась на встречу с каким-нибудь незнакомцем. Мама была такой же. У нее всегда была идеальная укладка. Она надевала свои лучшие платья и каблуки, чтобы просто выкинуть мусор и никогда не покидала дом без своей клюквенно-алой помады, пахнущей мелками.

— И здесь охр*неть как воняет. — говорит она, пытаясь открыть окно, чтобы выпустить завсегдашний запах протухшей еды. Мисс Риба заглядывает в нашу комнату.

— Мэри, пришла твоя мама.

Точно швейцарские часы, мама навещала меня каждое воскресенье в 14:35, сразу после церкви. С тех пор, как меня посадили под замок, это стало ее обязанностью. Я никогда не забуду те слова, которые она произнесла в зале суда.

«Я буду навещать ее каждую неделю. Или... по крайней мере, раз в две недели. Еженедельные посещения могут стать слишком тяжкой ношей для меня.»

И, конечно же, каждое последующее воскресенье, она обязательно была в числе посетителей детской тюрьмы. Сияющая и жизнерадостная, как сахарная вата. Как-то раз один из охранников сказал, что она заслуживает звания матери года за всю ту любовь и поддержку, которую она оказывает маленькой сумасшедшей убийце.

Матерь года? Как смешно.

— Малышка! — закричала она, широко раскинув руки для объятий. Ее ярко-розовый костюм с юбкой, гармонирующий с подобной сумочкой и туфлями, мог бы с легкостью вас ослепить. На голове у нее красовалась кремовая шляпка, напоминающая корону. Внешний вид для моей мамочки — это святое.

Я падаю в ее объятия, в ответ на что она сжимает меня так крепко, как только может и расцеловывает все мое лицо. Как всегда. Отстранившись, я стираю следы ее помады со своих щек. Она пахнет точно так же, как в детстве: перцем, помадой и моющим средством вперемешку с фиолетовым лосьоном от «Victoria’s Secret», который однажды подарил ей один из ее мужчин.

— Как поживает моя малышка?

Надо отдать этой женщине должное. Раз за разом она великолепно справляется со своей ролью. Даже, когда поблизости никого нет.

— Нормально, — выдаю я своим хриплым голосом. Мне нелегко возвращаться к речи после такого длительного молчания. К сожалению, с мамой поддерживать свою молчаливую забастовку не могу. Она будет прочищать мне мозги до тех пор, пока не скажу, по меньшей мере, слов пять.

— Ну же, малышка, пошли присядем. Поговори немного со своей мамочкой.

Мы садимся на старый голубой диван. Все в этой комнате — б/у, купленное с третьих рук. Похоже на нашу с мамой первую квартиру, за исключением того, что тут теплее. Мама обнимает меня за плечи, улыбаясь от уха до уха. Она всегда выглядит такой счастливой. За всю свою жизнь не встречала более жизнерадостного человека. Она будто жила в пузыре, в который не пропускала ничего и никого, способного испортить ей настроение. Она улыбалась, когда нас выселяли, улыбалась, когда Рей избивал ее до полусмерти, и даже во время вынесения мне приговора («Смотри, малышка, все не так плохо. По крайней мере, это не смертная казнь!»). Самый оптимистичный человек на планете Земля. Даже, навещая свою дочь в детском доме.

— Малышка, у тебя отросли волосы, — говорит она, наматывая на палец мои кудрявые завитки. — Тебе надо подстричься.

— Мне и так хорошо, — отрезаю я, вытаскивая ее пальцы из своих волос.

Улыбаясь, она скрещивает руки на коленях и оглядывается в комнате, подпрыгивая в такт загадочной музыке, играющей у нее голове. Она ждет, когда начну расспрашивать ее. Я здесь не главный объект внимания, она приходит только для того, чтобы почувствовать себя лучше.

— Как... у тебя дела, мам?

Ее глаза загораются и сияют светом тысячи звезд, словно она всю свою жизнь ждала, пока кто-нибудь задаст ей этот вопрос.

— Ох, я чувствую себя такой благословленной, малышка. Такой благословленной! Жаль, что тебя не было сегодня в церкви. Сегодняшняя служба была просто изумительной. О, а на прошлой неделе мы...

Я перестаю слушать ее и начинаю пересчитывать веснушки на ее лице, стараясь найти в этой женщине отражение себя самой. У нее темная кожа, маленькие карие глаза, большие губы, широкий нос и заостренный подбородок. Ее короткие черные волосы никогда не достигали даже линии подбородка. У меня кожа более светлая, большие глаза, цвета лесного ореха, узкий нос и круглое лицо. Мои темно-коричневые волосы были длинными и курчавыми, они всегда сияли на солнце. Она говорит, что я точная копия своего отца, но я не видела ни одной его фотографии, доказывающей это. И, когда улыбаюсь, что случается довольно редко, то вижу ее улыбку. Это всегда пугало меня.