Предпоследний круг ада

– Научим. Убивать не сложно. Сам это поймешь.

– Я не замараю рук кровью… Никогда! Так что убивай.

Алан разразился бранью, затем выкрикнул какой-то приказ на своем языке. В комнату вошли два бойца и схватили Нурлана под мышки.

– Я надеялся, ты сделаешь это сам, – выпалил он.

– Сделаю, как только придет время, – сумрачно проговорил Алан.

Джумаев удивился тому, что его ведут не на расстрел. Его вернули в землянку и даже накормили черствым лавашем и подгнившим помидором. Через какое-то время (трудно вести его счет, когда не только часов – окон нет) к Нурлану «подселили» соседей. Мужчину и женщину. Худого старика и средних лет пампушку. Он был гражданином Германии, она – его переводчицей. Бюргер приехал в Чечню к невесте, которую ему нашла международная сваха, но попал не в ее мягкую постель, а в плен. Немца целенаправленно заманили в ловушку, а переводчице «повезло» оказаться с ненужным человеком в ненужном месте.

Самого же Нурлана вскоре увезли в лагерь боевиков, располагающийся высоко в горах. На ноги надели кандалы и заставили убирать за скотиной и мыть нужники. Если Джумаев хорошо справлялся с этим, его кормили, нет – оставляли голодным. Можно сказать, поступали справедливо…

Алан сделал для бывшего армейского друга все что мог.

Через пару недель к ним привезли переводчицу. Нурлан узнал ее только по голосу. От симпатичной пампушки ничего не осталось. Перед ним предстала изможденная тетка с синими мешками под глазами и разорванным ртом. Как оказалось, немец спас только свою шкуру. За освобождение переводчицы с него дополнительно потребовали жалкие десять тысяч долларов, но он платить отказался. Кто она ему? Даже сыну-наркоману денег на реабилитацию не дал, сам ввязался, сам пусть выкручивается… А тут какая-то посторонняя!

Ночевали Нурлан и Катя (так звали женщину) в одном подвале. Днем работали. Он возился с навозом и человеческим дерьмом, она обслуживала боевиков. Имели ее только новобранцы. Для командиров Катя была не слишком хороша…

Она покончила с собой через два месяца. Умудрилась стянуть у одного из бойцов пистолет и пустила себе пулю в рот.

А Нурлан продолжал существовать. Он не собирался кончать с собой или провоцировать бойцов на то, чтоб его прикончили. Достаточно было плюнуть одному из них в лицо, чтоб лишиться жизни. Но Нурлан ходил, опустив глаза. Старался казаться невидимкой. Если его толкали, падал и лежал лицом вниз. Даже если оно погружалось в навоз. Он копил в себе ярость.

Алан говорил, что убивать не трудно. И Нурлан все больше склонялся к тому, что он был прав. Но одно дело лишать жизни того, кто тебе ничего дурного не сделал, а другое – уничтожать врага. На первое Джумаев не подписался бы и сейчас, а вот второе уже казалось заманчивым. В списке тех, кого бы он без сожаления прикончил, было три человека. В принципе, Нурлан каждого по отдельности мог лишить жизни в любое время. Да, боевики с оружием, а у него на ногах кандалы, но они не ждут нападения от Вонючки (его так называли, и он обязан был откликаться) и не подозревают, насколько он силен. Но Нурлану мало было умертвить одного, даже всех трех – мало, он еще и в живых хотел остаться. Иначе какой смысл в убийстве врагов? Секундное удовлетворение? Нет, этого мало. Нурлан хотел наслаждаться победой над ними значительно дольше, поэтому пока копил ярость.

А заодно знания. Нурлан учил чеченский, пытался разобраться в географии места, где находился, запоминал имена командиров. Когда язык был более-менее освоен (не без помощи детского учебника русского языка для местных школьников, страницами которого подтирали задницы боевики), Джумаев начал записывать на подкорку все, что слышал. К нему относились как к дерьму, которое он убирал, поэтому не опасались. При нем обсуждали многое, если не все. Враги Вонючки недооценили его, за что и поплатились…

Нурлан мог снять с себя кандалы за минуту: он давным-давно научился открывать замок при помощи ножа. Да, у него был нож. А еще с десяток патронов, бутыль чистящего средства (им он заливал нужники) и спички. При помощи всего этого можно было устроить взрыв. Но Джумаев не торопился. Ждал момента. И он наступил.

В лагерь пригнали пусковую установку. Возможно, именно ту, ради которой похитили того парня, что обитал в землянке вместе с Нурланом, Алексеем и солдатиком. Ее оставили под присмотром шестерых бойцов. Остальные «патриоты» уехали в село, то, где обитал Алан.

Караул несли по двое. В первой паре не было тех, кого бы Нурлан без сожаления прикончил. Поэтому он дождался, когда в караул выйдут два шакала. Он именно так называл их про себя. Оба были жалкими и злобными. Шавками, бросающимися на более слабых, потому что сильные им не по зубам.