Читаем Предприятие Рембрандта. Мастерская и рынок полностью

Считается, что Рембрандт был типичнейшим художником своего времени, ведь, если вспомнить слова Эмменса, благодаря ему множество картин той эпохи именно таковы, какими мы их знаем. Похоже, его сила (и уникальность) проникает с черного хода! Но, судя по всему, опираться на это мнение, как поступают участники рембрандтовского проекта, не вполне надежно. Так, в своих толкованиях (но не в описаниях) живописной техники Рембрандта – толщины красочного слоя или фактурного мазка – они используют только те термины, которые применялись для тех же целей в его собственную эпоху. В результате особая живописная манера мастера понимается лишь в общем контексте живописи доклассицистического периода. То есть, несмотря на все выводы, следующие из детального описания красочного слоя его картин, Исследовательский проект «Рембрандт», вслед за Эмменсом, воспринимает его живописную практику как типичную для своего времени.

Жесткое разграничение подхода, основанного на доверии к текстам, с одной стороны, и подхода, уповающего на детальное изучение живописной поверхности, с другой, весьма характерное для современного рембрандтоведения, само по себе не уникально. Это вариант основополагающей проблемы, с которой сталкивается любой историк искусства, вынужденный словами описывать объекты, созданные с помощью краски. Сейчас в рембрандтоведении появилось и третье направление, взявшее за основу переосмысление биографии мастера. В недавно опубликованной книге Гэри Шварц, чтобы проанализировать произведения мастера, приводит гигантское количество свидетельств того, что он именует социальной динамикой рембрандтовского мира: места проживания Рембрандта, его друзей, заказчиков и знакомых нанесены у Шварца на карты двух городов, в которых он жил, Лейдена и Амстердама; диаграммы поясняют историю семейства Рембрандта, а также социальное положение, религиозные взгляды и личные отношения, в которых состояли друг с другом фактические и потенциальные заказчики Рембрандта; перечислены и проанализированы контакты художника с современниками-писателями, с которыми доводилось встречаться Рембрандту; наконец, автор не обошел вниманием ни один документ, где хоть как-то упоминается Рембрандт и его картины. В результате автору удалось выйти за рамки привычного рембрандтоведения, предоставив читателю множество имен и обилие нового материала[22]. Однако в основе книги лежит ясно различимая концепция: всё в ней сводится к тому, что Рембрандт-де был человек подлый и завистливый, любивший театр и хорошо образованных друзей-литераторов, что он не сумел достичь обычного житейского благополучия и что его затмили многие современники и ученики. Обращает на себя внимание стремление Шварца показывать каждое событие в жизни своего персонажа в негативном свете (об общей тональности книги свидетельствует небрежно брошенная фраза «вылетел из латинской школы»). Однако главная причина такой тенденциозной оценки его творчества скрывается в убеждении автора, что судить о художнике нужно по степени его публичного успеха.

В одном из комментариев в конце книги Шварц признается, что, если бы у него достало смелости, он (вслед за Эмменсом) дал бы своей книге название «Рембрандт и правила игры». Но намерен ли он играть по тем же правилам, что и Рембрандт в свое время? В самом ли деле Рембрандт, как утверждает Шварц, – это несостоявшийся Говерт Флинк или, лучше сказать, несостоявшийся Рубенс или Ван Дейк? С точки зрения Шварца, неприязненное отношение Рембрандта к потенциальным заказчикам и его зависимость от рынка свидетельствуют о крахе его честолюбивых замыслов (а крах героя в том или ином виде – главная мысль книги), однако Шварц лишь предполагает, что всё так и было, но никак свою гипотезу не доказывает. В биографии Рембрандта, написанной Шварцем, картины превращаются в заложниц удачи, понимаемой весьма узко, как успех художника в обществе. Но в чем же заключается удача живописца, если не в счастливой судьбе его творений? И если до сего дня Рембрандт воспринимается как добившийся исключительного успеха создатель картин (а также офортов и рисунков, о которых Шварц удивительным образом не проронил ни слова), то судить о его удачливости по одному лишь материальному благополучию вкупе с прижизненной известностью – значит понимать его творческую личность крайне односторонне. Сильная сторона книги в том, что она детально показывает нам карьеру Рембрандта. Однако нет никаких убедительных причин не считать частью карьеры его художественные методы и производственный процесс.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шок новизны
Шок новизны

Легендарная книга знаменитого искусствоведа и арт-критика Роберта Хьюза «Шок новизны» увидела свет в 1980 году. Каждая из восьми ее глав соответствовала серии одноименного документального фильма, подготовленного Робертом Хьюзом в сотрудничестве с телеканалом Би-би-си и с большим успехом представленного телезрителям в том же 1980 году.В книге Хьюза искусство, начиная с авангардных течений конца XIX века, предстает в тесной взаимосвязи с окружающей действительностью, укоренено в историю. Автор демонстрирует, насколько значимым опыт эпохи оказывается для искусства эпохи модернизма и как для многих ключевых направлений искусства XX века поиск выразительных средств в попытке описать этот опыт оказывается главной созидающей и движущей силой. Изобретательность, с которой Роберт Хьюз умеет транслировать это читателю с помощью умело подобранного примера, хорошо продуманной фразы – сердце успеха этой книги.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роберт Хьюз

Искусствоведение / Прочее / Культура и искусство
От слов к телу
От слов к телу

Сборник приурочен к 60-летию Юрия Гаврииловича Цивьяна, киноведа, профессора Чикагского университета, чьи работы уже оказали заметное влияние на ход развития российской литературоведческой мысли и впредь могут быть рекомендованы в списки обязательного чтения современного филолога.Поэтому и среди авторов сборника наряду с российскими и зарубежными историками кино и театра — видные литературоведы, исследования которых охватывают круг имен от Пушкина до Набокова, от Эдгара По до Вальтера Беньямина, от Гоголя до Твардовского. Многие статьи посвящены тематике жеста и движения в искусстве, разрабатываемой в новейших работах юбиляра.

авторов Коллектив , Георгий Ахиллович Левинтон , Екатерина Эдуардовна Лямина , Мариэтта Омаровна Чудакова , Татьяна Николаевна Степанищева

Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Прочее / Образование и наука
Барокко как связь и разрыв
Барокко как связь и разрыв

Школьное знание возводит термин «барокко» к образу «жемчужины неправильной формы». Этот образ связан с общим эмоциональным фоном эпохи: чувством внутреннего напряжения «между пламенной страстью и жестким, холодным контролем», стремящимся прорваться наружу. Почему Шекспир и Джон Донн говорили о разрушении всех связей, а их младший современник Атаназиус Кирхер рисовал взрывоопасный земной шар, пронизанный токами внутреннего огня? Как это соотносится с формулой самоощущения ХХ века? Как барокко и присущие ему сбитый масштаб предметов, механистичность, соединение несоединимого, вторжение фантастики в реальность соотносятся с современной культурой? В своей книге Владислав Дегтярев рассматривает культуру барокко как параллель и альтернативу футуристическому XX веку и показывает, как самые разные барочные интуиции остаются пугающе современными. Владислав Дегтярев – преподаватель РХГА, автор книги «Прошлое как область творчества» (М.: НЛО, 2018).

Владислав Дегтярев

Искусствоведение / Прочее / Культура и искусство
Изображение. Курс лекций
Изображение. Курс лекций

Книга Михаила Ямпольского — запись курса лекций, прочитанного в Нью-Йоркском университете, а затем в несколько сокращенном виде повторенного в Москве в «Манеже». Курс предлагает широкий взгляд на проблему изображения в природе и культуре, понимаемого как фундаментальный антропологический феномен. Исследуется роль зрения в эволюции жизни, а затем в становлении человеческой культуры. Рассматривается возникновение изобразительного пространства, дифференциация фона и фигуры, смысл линии (в том числе в лабиринтных изображениях), ставится вопрос о возникновении формы как стабилизирующей значение тотальности. Особое внимание уделено физиологии зрения в связи со становлением изобразительного искусства, дифференциацией жанров западной живописи (пейзажа, натюрморта, портрета).Книга имеет мало аналогов по масштабу охвата материала и предназначена не только студентам и аспирантам, но и всем интересующимся антропологией зрения.

Михаил Бениаминович Ямпольский

Искусствоведение / Проза / Русская классическая проза