Предрассветная тьма (ЛП)

— Почему? — выдыхает он, его плечи опускаются. — Ты грязная, — он выбрасывает сигарету в окно и отталкивается от стены, но его ладони всё ещё прижаты к оконной раме. Он барабанит пальцами по дереву, в то время как его подборок опускается к груди. Тот факт, что он ещё не развернулся, заставляет меня по какой-то причине странно себя чувствовать. — Просто наклонись вперёд к своим коленям, — говорит он. — Я не буду смотреть, да даже если бы и посмотрел, то ничего не увижу. Не переживай.

— Мне без разницы, даже если ты что-то увидишь, — шепчу я.

Он разворачивается ко мне, а я всё еще сижу на месте, полностью обнаженная. Он облизывает свои губы, затем сглатывает, взгляд его глаз впивается в мои глаза. Моё сердце начинает сильно колотиться в груди, когда я ожидаю, что его взгляд скользнёт по моему телу. Пока ожидаю этого, я чувствую отчаяние и стыд, но его взгляд так и не опускается ниже, и мгновением позже, его тень нависает над ванной.

Я смотрю на круги на воде, которые искажают его отражение, когда Макс берёт губку и опускает её под воду, чтобы провести потом ей по моей спине. Прикрыв глаза, я прижимаюсь к своим коленям и кладу щеку на руку. Это не должно ощущаться таким интимным, но каким-то образом всё это спутывает мои мысли. Его огромная ладонь ложиться на моё плечо, а другая продолжает мыть меня нежными движениями. Он убирает мои волосы на одно плечо и затем придвигается ближе ко мне, каждый раз, когда он выдыхает, тепло его дыхания посылает покалывания вверх по моей спине. И на мгновение — напряжение, которое причиняло боль моим мышцам, исчезает.

— Теперь ты должна чувствовать себя намного лучше, говорит он, поднимаясь на ноги позади меня.

Когда я поднимаю взгляд, то вижу, что он стоит рядом с ванной, держа в руке полотенце. Я выхожу из ванной, и он оборачивает вокруг меня пушистое полотенце.

— Я привезу тебе какую-нибудь одежду, когда я поеду в город…

Он хватает меня за связанные запястья и ведёт по направлению к двери, выуживая из своего кармана ключ. Я смотрю на него сбитая с толку и смущенная.

— Почему? — спрашиваю я, когда мы выходим в коридор. Это всё, что я хочу знать. Просто почему. Почему я здесь, почему ему не наплевать на меня…

— Что почему? — он останавливается на самой верхней ступени лестницы, прежде чем начать спускаться. — Почему ты здесь? Скажу так, что для некоторых людей ничего нет важнее денег. Ни родственные связи, ни любовь, ни жизнь. Жадность. Один из смертных грехов. Именно поэтому ты здесь, дорогая. Всё сводится к жадности.

Иногда он говорит совершенно непонятные вещи, из-за которых я не могу разобрать, что к чему.

— Прекрати говорить загадками, будь добр, — говорю я.

Мы находимся в коридоре, и моё сердце начинает заходиться, потому что я не хочу возвращаться обратно в эту тёмную комнату.

— Жадность и ирония… — Макс издает смешок, когда заворачивает за угол.

— Ирония?

— Именно, потому что ты и я знаем друг друга гораздо больше, чем пару недель, которые ты здесь провела.

«Прошло пару недель…»

— Твой отец… — он делает глубокий вдох. — Он убил всю мою семью, — он не замедляет шаг, и тон его голоса остаётся неизменным.

Мой желудок скручивается узлами, и я сглатываю, не смотря на ком, который стоит в моем горле.

— Прости, — я пытаюсь изо всех сил выдохнуть это простое, но в тоже время такое сложное слово.

Мне прекрасно известно, чем занимается мой отец, но это никогда не казалось мне чем-то реальным… для меня это всегда было больше похоже на какой-то старый фильм про гангстеров или же какой-то любовный роман, потому что он всегда был таким добрым ко мне, к моей матери и к моему брату. Был таким нежным, но, не смотря ни что, он всё равно остаётся хладнокровным убийцей. Мне кажется, он просто привык разделять вещи подобные этим: семья и работа никогда не могут идти рука об руку при его работе. Иногда, чтобы любить кого-то, вам в первую очередь приходиться забывать вещи, которые вы презираете или не одобряете в любимых.

— Прости, — произношу я вновь, но уже более уверенно, словно эти пустые слова могут что-то изменить или вернуть членов его семьи.

Он открывает дверь, ведущую в подвал, не говоря ни слова.

— Ну да, дерьмо случается, — произносит он отстранённо и холодно.

Когда мы достигаем подножья лестницы, я чувствую, как мои ладони становятся влажными и моя голова начинает кружиться. Я смотрю на деревянную дверь. Несмотря на то, что мне предстоит сделать ещё примерно семь шагов, мне кажется это непреодолимой пропастью. Когда Макс открывает замок и деверь распахивается, я хочу отчаянно закричать. Я отчаянно нуждаюсь в чём угодно, кроме гребаного одиночества — тишина заставляет меня размышлять над вещами, о которых я совершенно не желаю задумываться: о смерти, о жизни, в которой мне не удалось попробовать всего. Эта комната является олицетворением слова одиночество. И неважно, насколько усердно меня ищут, шансы найти меня тают с каждой минутой.

— Сколько именно дней я уже нахожусь здесь? — спрашиваю я, в попытке немного замедлить необратимое.

— Тринадцать.

— А сколько я ещё я здесь пробуду?