Предрассветная тьма (ЛП)

— Так, хорошо, — говорит он. — Что тебе на самом деле необходимо понять и принять, это то, что тебе не выбраться отсюда. Чем раньше ты это поймёшь и примешь, тем будет лучше для тебя. Да, я только что спас тебя, я не позволил ему изнасиловать тебя, но я сделал это лишь потому, что это неправильно. У меня есть свои собственные принципы касательно произошедшего здесь. Единственная вещь, которую я терпеть не могу, — это насилие, — он делает шаг ко мне, присаживаясь на пятки передо мной. Я опускаю взгляд, пялясь в пол и стараясь изо всех сил избегать его пристального взгляда. — Не делай так. Ты слышишь меня, я сказал, не делай так, не смей смотреть в пол, когда я разговариваю с тобой, — он пальцами хватает мой подбородок. — Ты будешь смотреть мне в глаза, когда я разговариваю с тобой. Поняла меня? Всегда, когда я буду разговаривать с тобой, ты должна смотреть мне в глаза. Мне нужно видеть твои глаза, чтобы знать, что ты слышишь и понимаешь меня.

Его слова грубые и неприятные, обнажающие уродливую реальность происходящего, но его глаза, его лицо, его поведение совершенно не совпадают с его словами и заставляют чувствовать мой и без того сбитый с толку разум ещё более растерянным.

— Я спас тебя, не так ли? — говорит он.

— Да, — шепчу я.

Он кивает и выпускает из плена своих пальцев мой подбородок.

— Если бы ты просто… — он качает головой и выдыхает. — Просто оставайся здесь и… всё будет хорошо. Я знаю, что это ненормально говорить такие вещи, но ты должна мне доверять.

— Я слишком напугана, чтобы доверять тебе, — моё дыхание учащается, потому что я не понимаю, зачем сказала это вслух.

Он сужает глаза. Его челюсть сжимается, и он поднимается на ноги, начиная вновь ходить по комнате взад-вперёд.

— Ты доверяла мужчинам и ужаснее меня, Ава, — выплёвывает он, злость и ненависть горят в его взгляде. Я прекрасно понимаю, что он сейчас говорит о моём отце. Я чувствую это.

— Ты не знаешь его.

Он откидывает голову назад, громко смеясь.

— Я знаю достаточно, — он плотно сжимает губы и смотрит на меня напряженным взглядом. — Ты любишь его? — спрашивает он. Этот вопрос застаёт меня врасплох. Я не отвечаю ему, и его гнев только усиливается. — Ты любишь его, Ава? Это очень простой вопрос.

— Да, конечно.

Он направляется к двери.

— Тогда сделай мне одолжение, спроси себя, как ты можешь любить его, и, возможно, когда ты ответишь себе на этот вопрос, ты сможешь мне доверять.

Дверь захлопывается, и я остаюсь наедине с собой и тем фактом, что с того самого дня как я родилась, я находила утешение в объятиях убийцы.

Глава 11

Макс

Дверь захлопывается позади меня, и я поворачиваю замок на два оборота. Я прижимаю предплечья к деревянной двери и опускаю голову в ладони, смотря в пол. Это всё часть нашего плана для того, чтобы сломить её волю, но это так дерьмово. Больше всего меня бесит, что с ней я чувствую вину. Эта девушка заставляет меня чувствовать те вещи, что я не должен, но в жизни есть множество вещей, которые мы не должна делать или же чувствовать.

Бл*дь, всё только в самом начале, а у меня уже куча всяких проблем. Я делаю глубокий вдох и провожу пальцами по деревянной двери, в попытке собраться с мыслями. Я могу поклясться, что слышал всхлип… или, возможно, мне просто кажется так, но не смотря на её слёзы, она не должна оказывать на меня такое влияние, но, в конце концов… я, черт побери, мужчина. А она так красива, нет, она не просто красива, она восхитительная женщина, от которой буквально волнами исходит невинность и неповиновение, и я даже не могу быть уверен, как один человек может источать такие противоречивые ощущения. Я противостою им, как противостоял бы любой мужчина.

Ключ к выполнению успешной работы с этими девушками — воспринимать их, как чистый холст, а не конкретного человека. Но если быть предельно честным с самим собой, я не имею ни малейшего понятия как вообще можно воспринимать её не как человека.

Делая последний вдох, я отталкиваюсь от двери. Эрл издаёт стон на полу, когда делает неудачную попытку встать на колени. На самом деле у меня возникает сильное желание с размаху ударить его по голове и бить его до тех пор, пока его мозги не потекут у него из ушей за то, что он посмел сделать с ней. Между нами есть твёрдая договорённость, что ни при каких обстоятельствах мы не насилуем девушек, но все договоренности и правила вылетают в окно, когда этот ублюдок начинает пить. Его чувство самоконтроля совершенно не к чёрту.

— За что ты, мать твою, меня ударил, Макс? — стонет он, когда немного откашливается.

— Потому что ты чёртов мешок с дерьмом. Ты не должен был к ней прикасаться.

— О, но я же ничего не успел сделать. Просто хорошенько припугнул её.

Я подхожу к нему и хватаю его за грудки, поднимая его одним рывком на ноги, прежде чем притягиваю его ближе к своему лицу.

— Даже не смей делать что-то подобное.

Он начинает смеяться, когда старается устоять на своих ногах.

— Ведёшь себя так, будто сам не думал об этом, — затем он причмокивает губами, будто подзывает к себе щенка. — Она красивая. На самом деле красотка.