— Ты тоже не все знаешь. Если сейчас я расскажу Кристине, что на самом деле происходит, она вновь ринется на абордаж и начнет бороться уже за новую правду. А это небезопасно для нее. Здесь она так легко, как в Папуа, не отделается.
Андрей вздохнул. Перестал ходить по комнате и плюхнулся в кресло. Я видела, что в нем идет внутренняя борьба. Мне было не совсем ясно, что с чем борется в моем брате и почему. На мой взгляд, все было предельно ясно. Либо увольняться, либо оставаться. Но и в том и в другом случае не дать себя в обиду.
— Женька, не лезь ты в это дело, хорошо?
Глядя в полные мольбы глаза брата, я соврала. Я сказала «хорошо», хотя не была уверена в том, что останусь в стороне.
— И что ты собираешься делать? Сидеть дома и ждать приказа о своем увольнении вместе с обвинением в разглашении государственной тайны?
— Что-нибудь придумаю. Если все станет совсем худо, тогда и буду действовать.
— Что ты называешь «совсем худо»?
— Следствие, например. А увольнение и выговор — это ерунда. Я бы даже сказал, что выговор — это небольшая плата за возможность вырваться из этого болота раз и навсегда.
Он замолчал. Его лицо вдруг стало таким же, как в детстве, мечтательным, задумчивым.
— А помнишь, Женька, как мы с тобой изучали огромный географический атлас с фотографиями, который нам отец подарил? Помнишь, валялись на ковре в моей комнате и мечтали побывать во всех концах света? Я надевал папину ковбойскую шляпу и представлял, что мы осваиваем африканское сафари, ты и я, помнишь?
Я кивнула. Воспоминания детства — опасная штука. Они накатывают, настигая тебя своей теплой волной, окутывая запахами маминого пирога с корицей, ощущением мягкого пледа на кровати. С воспоминаниями о пледе приходит и вкус леденцов, запрятанных под подушку, и фонарик под одеялом, чтобы читать, когда все спят и ты притворяешься тоже спящей… Когда воспоминания детства набрасывают пелену на глаза, забываешь все ссоры, все негативное, что когда-то омрачало детство, и сердце сжимается, сожалея о том прошлом, которое существует уже только в памяти. Почему Андрей вспомнил об этом? Почему сейчас? К прошлому возвращаешься чаще всего тогда, когда недоволен настоящим и подсознанием ищешь, где же ты сделал неверный шаг, откуда начались просчеты, когда ступил не на тот путь, на ложную тропу, приведшую в конце концов в совсем ненужное направление. Значит, Андрей, оказавшийся на пороге вынужденной перемены судьбы, ощутил, что совсем даже не против этой перемены, пусть даже таким болезненным образом.
— Побываешь еще везде, поверь мне, Андрюха.
Я положила руку на его макушку и поцеловала в лоб. Нет хуже состояния, когда сожалеешь о несделанном. Правильно говорят — лучше сделать и сожалеть, чем не сделать и сожалеть.
Я ушла, оставив его погруженным в свои раздумья. Пусть ищет. Ищет себя в себе. Тут я не помощник.
Глава 27
На раздумья у меня ушло около недели, но с Кристиной я все же встретилась, решив выяснить все из первых рук. Тем более Кире так и не удалось встретиться с самой Кристиной, насколько я поняла, она общалась только с ее мужем.
Разыскать ее оказалось несложно. Как только она узнала, кто звонит, сразу же подошла к телефону и пригласила в гости. Квартира Кристаллинских являла собой образец филиала «Клуба путешественников» Одну из трех комнат хозяева полностью отвели под выставку собранных по всему свету сувениров, предметов искусства, оружия, сумок, костюмов, ракушек. Разукрашенные маски из дерева и глины всех размеров, ожерелья из ракушек и крокодильих зубов, копья, сумки, расшитые свинячьими хвостиками, картины с райскими птицами, водопадами и папуасами в причудливых нарядах, глиняные горшки с незатейливым рисунком — глаза разбегались. С меланезийским артефактом резко контрастировали изделия народного творчества из Юго-Восточной Азии — шелковые сумочки и шарфы, позолоченные скульптурки Будды, посуда с тончайшим узором всех цветов радуги, головные уборы, ожерелья из разноцветных камней и металла навевали воспоминания о моей поездке в Таиланд. Кроме этого посередине комнаты красовался деревянный стол, края и ножки которого были инкрустированы фигурками, изображающими сцены из жизни папуасов, а по углам комнаты возвышались статуи папуасских богов из дерева. Статуи были весьма внушительных размеров и наводили на непривыкшего человека, такого, как я, например, ужас.
Остальные комнаты хоть и содержали в себе элементы обычного быта, также являлись филиалами выставки.
— Это все Глеб, — улыбалась Кристина, видя мой раскрытый от любопытства рот. Она светилась гордостью за мужа. — Столько объездил, уже все не вмещается в нашу квартиру. Я говорю, что скоро придется покупать отдельное помещение специально для его коллекции. Неугомонная душа…