Предрассветные призраки пустыни

Вдруг створчатая дверь юрты с шумом распахнулась. В юрту, бряцая кривой саблей, ворвался молодой мужчина, схожий обличьем с ханом. Это был Эшши-бай — один из сыновей Джунаид-хана. Хан недовольно поморщился: не любил, когда ему мешали. Но по озабоченному лицу сына понял, что вломился тот не по пустячному делу.

Эшши, наклонившись, горячо зашептал отцу на ухо.

— Эшши-бай! — Аманли прервал ханского сына. — О том, о чем ты шепчешь, на ташаузском базаре говорят во всеуслышание. Ты взволнован тем, что третьего дня родовые вожди Текеклыч-хан и Гоша-хан со своими всадниками сдались властям?… Советское правительство их амнистировало.

На мгновение Джунаид-хан остолбенел, но тут же, придя в себя, спокойно спросил:

— Дурды-бай вернулся?

— И не вернется… Он со своими людьми на пути к Ташаузу, тоже советским властям поехал сдаваться, — ответил за Эшши-бая Аманли, не подозревая, какую роковую ошибку совершает.

— Змея берет в саду яд, там, где пчела мед находит, — Джунаид-хан позеленел от злости. — От своего же яда и подохнет! Он увел у меня сотню сабель!

Молчали все: Эшши-бай, Аманли, охрана. Разговаривать в те минуты с разъяренным Джунаид-ханом было бессмысленно, да и небезопасно. В порыве гнева он мог совершить любую жестокость, отдать Аманли на расправу нукерам или застрелить собственноручно, прямо в юрте, как это уже не раз делал со смельчаками, пытавшимися сказать ему слово поперек. Задохнувшись от гнева, Джунаид-хан закашлялся, вены на его висках вздулись жгутами. Отхлебнув чаю из пиалы, поданной сыном Эшши-баем, он прилег на подушку и размяк, как бурдюк, из которого выпустили воду.

— Благоразумие, — Аманли чуть наклонился к сопевшему Джунаид-хану. — Самое благоразумное для вас — сдаться советской власти… Она очень милостива, она простила тебе твои грехи, призывает к миру… Не от слабости, а от великодушия. Советская власть не хочет крови заблудших, обманутых. Правительство Туркменской Советской Социалистической Республики уполномочило меня заявить, что лично вам и всем вашим всадникам гарантируется амнистия… Конечно, если вы перейдете к оседлому образу жизни, перестанете грабить и убивать население, станете честными советскими гражданами…

— Ты мне надоел, Аманли! — Джунаид-хан поднял на него глаза, налитые кровью. — Уходи, пока я не приказал своему палачу Непесу прикончить тебя…

— Я уйду… От моей смерти вам легче не станет, — Аманли поднялся, направился к выходу. — Ни тебе, ни твоим конникам…

— Стой! — простонал Джунаид-хан. Нукер, стоявший на часах, карабином преградил Аманли дорогу. — Я подумаю. Вечером отвечу.

Едва за Аманли закрылась дверь, как Эшши-бай склонился над отцом:

— Сейчас, мой отец, не время давать волю чувствам… Надо догнать сотню Дурды-бая и вырезать всех до единого! Чтобы другим твоим нукерам неповадно было… Позволь мне, отец, и я омою их кровью барханы! А этого Аманли пора кокнуть…

— Все меня хотят предать! — Узковатые глаза Джунаид-хана вспыхнули хищным блеском. — Где Хырслан-бай? Знает ли он, что его брат Дурды-бай переметнулся к Советам?

— Он скоро вернется из-за кордона, — Эшши-бай почуял, что отец затевает какую-то игру.

Джунаид-хан нетерпеливо повел плечами — охрана опрометью бросилась вон из юрты. Сын близко придвинулся к отцу, и они о чем-то жарко зашептались.

ДВОЙНАЯ ИГРА

…Имеются определенные доказательства, что Джунаид-хан имел связь как с русскими белогвардейцами, так и с высшим командованием и даже со штабом его в Мешхеде.

Самаркандская газета «Роста» 24 февраля 1920 года

…Джунаид-хан, находясь в районах колодца Аджикую и урочища Ярбекир, в феврале 1921 года отправил в Афганистан за боеприпасами делегацию во главе с ишаном Ханоу. Тогда же он направил делегацию и в Иран… 13 апреля 1921 года из Ирана и Афганистана в стан Джунаид-хана прибыли караваны, которые доставили пятьдесят четыре тысячи патронов.

…В январе 1924 года к колодцу Палчыклы караваны из-за кордона привезли басмачам два пулемета, пришло двести семьдесят верблюдов, груженных боеприпасами, трехлинейными и английскими винтовками и другим оружием.

Из архивных документов