Предрассветные призраки пустыни

— С Нуры мы вместе в детстве росли… Про Черкеза только слышал, отец рассказывал… Контра!..

— Контра, говоришь?

— Конечно! Чего они, бедняцкие сыны, у Джунаид-хана забыли?!

Касьянов и Розенфельд переглянулись, а коренастый туркмен, что-то записывавший на листочке, поднял на Ашира глаза, качнул головой — не то укоризненно, не то одобряюще.

«Где же я его встречал?» — снова подумал Таганов. Судя по тому, как обращались к нему Касьянов и Розенфельд, он был тут самым старшим по званию.

— Надо узнать человека, Ашир, а потом судить о нем, — Касьянов встал и, заложив руки за спину, заходил по комнате, переваливаясь, словно по палубе корабля. От прежнего разбитного матроса в нем осталась лишь походка вразвалку да горячность. Профессия чекиста подтянула его, сделала строже. Касьянов продолжал: — Ты правильно ставишь вопрос: «Чего они, бедняцкие сыны, у Джунаид-хана забыли?» Да-да! Как Нуры оказался у басмачей? Почему Черкез сбежал к врагам? Черкез, сын чекиста Аманли Белета, много лет работавшего по нашему заданию среди басмачей! Не знаешь? Скот, которым владел Аманли, принадлежал хозуправлению ОГПУ. Тут и мы маху, дали и Аманли. Жил он в песках. Даже дети его не знали, кто их отец — басмач или советский человек. Когда в дом Аманли приходили на постой наши отряды, он делал вид, что привечает их из-за страха… Незадолго до его гибели мы его рассекретили. Он по нашему заданию предложил Джунаид-хану сложить оружие, перейти на оседлый образ жизни… Джунаид-хан ловко учел нашу ошибку: руками Эшши-бая и Хырслана убил Аманли Белета, его жену и одного сына, а Черкеза заманил к себе… Подстроил так, будто их убили мы, чекисты. Парень попался на крючок, сбежал к Джунаид-хану… Мы задумали отыскать и Нуры и Черкеза, разубедить их. С Нуры будет посложнее, отец у него в фаворитах Джунаид-хана ходит… Есть сведения, что Черкез в отряде сотника Хырслана. Если он не забыл об отце, то поможет нам… А Хырслану надо знать, как Эшши-бай убил его родного брата Дурды-бая, ехавшего сдаваться советской власти…

Ашир помрачнел, опустил голову.

— Небось ты сейчас о сестре Джемал подумал? — Касьянов положил руку на плечо Ашира. — Не забыли о ней… Ищем и ее тоже, ищем… Она, слыхать, стала женой Хырслана… Ты — чекист и запомни одну из главных заповедей, которой учил Дзержинский: не торопись с выводами.

— Было время, когда в ауле на нашего брата волком смотрели, — заговорил коренастый туркмен. — И бедняк и середняк косятся. А бай — тот в глаза юлит, весь эскадрон готов на довольствие взять и за советом бежит… Иногда голова кругом, не поймешь, кто враг, кто друг, а кто просто обманутый… Мы не рубили сплеча, но и не скажу, что гладили врагов по головке. Даже в самые тяжкие минуты, когда сердце ожесточенно и наших сабель больше, мы обращаемся к врагу с миром, ибо не хотим крови…

Коренастый туркмен стукнул карандашом по столу, словно хотел этим подчеркнуть важность сказанного. Он чуть повернулся, и его горбоносый профиль высветил в памяти Ашира далекий, из детства, озаренный в ночи факелами аул в песках, сожженный и ограбленный басмачами. Умирающего Аннамурата, мудрого старейшину рода, расстрелянного по приказу Джунаид-хана. Дикое гиканье юзбаша Хырслана, увезшего Джемал в темноту. Убитую горем мать, полуобгоревшую родную юрту… Отца с обожженной Бостан на руках. Вспомнился отрядный доктор, выходивший сестренку. И еще молодой коренастый туркмен с командирскими нашивками на рукаве, спорящий с отцом. «Да это же Чары, сын Назара Нищего… Тот самый командир авангарда, который дал отцу коня, отбитого у басмачей», — чуть не воскликнул Ашир.

Годы наложили на Чары Назарова не только внешний, но и внутренний отпечаток. Строже стал его взгляд, у губ залегла волевая складка. Бледный, раздумчивый. Суровая жизнь, полная тревог, боевой путь от красноармейца до командира эскадрона не прошли даром.

Аширу Таганову предстояло выполнить опасное задание — разыскать в песках всадников Хырслана, вызвать их на откровенный разговор и предложить сложить оружие. Если удастся, то использовать для этого Черкеза — сына чекиста Аманли Белета.

— Да, братишка, — задумчиво произнес Касьянов, — тут мозгами придется пошевелить здорово, чтобы с целой головой вернуться… Оружия с собой не брать. С шевелюрой придется распрощаться… Сдается мне, Хырслан на Кирпили обосновался. Вода там в колодце пресная, оттуда маневрировать сподручнее — то в песках, то в степи… И от Джунаида подальше, и к нам неблизко. Так вот, пока доберешься до Кирпили, у тебя будет легенда. А встретишься с людьми Хырслана, о легенде забудь. Там землячков встретишь, знакомых… Будешь говорить с людьми, расскажи о себе побольше. Не скупись. Пусть всадники знают о тебе все… Держись с ними просто, выкладывай им правду начистоту… Но не попадись в руки отъявленных головорезов. Используй отца Хырслана, если он жив, конечно. Он стар, немощен, но Хырслан-бай чтит своего отца, а старикан наверняка помнит Тагана, как они вместе в Персию ходили…

Касьянов помолчал и вдруг спросил:

— Скажи, Ашир, честно — не боишься?

— Страшновато…