Предрассветные призраки пустыни

Большие глаза Нуры наливались кровью. Он остервенело сорвал со стены винчестер, щелкнул затвором, с шумом загоняя патрон в патронник.

Приказ об аресте

Афганский подданный Мамет Умар Хан под видом торговца часто ездил в 1926–1927 годах из Кабула через Герат на станции Кушка, Тахта-Базар и в Мерв (Мары). Из Мерва он выезжал в Ново-Ургенч. Было установлено, что «торговец» в сопровождении двух турецких подданных связывался с Джунаид-ханом.

В начале июня 1927 года в Ново-Ургенч прибыл афганский разведчик Мир Аллалам Хан Мир Афгани и его спутник индус Нияльсинг Хукуен Синг. Проживая отдельно друг от друга, они встречались с лицами, связанными с Джунаид-ханом.

Историческая справка

– Расскажите, Таганов, как вы веселились на свадьбе этого басмача… телохранителя самого Джунаид-хана! Вы отдаете отчет своим поступкам?! Помните слова Дзержинского? У чекиста должны быть холодная голова, горячее сердце и чистые руки… Вы же запачкали их, пожимали руку бандиту.

Ашир порывался прервать гневную речь Новокшонова, нового оперативного уполномоченного ОГПУ; но не тут-то было. Войдя в раж, Новокшонов словно не замечал, что хотел ему возразить Таганов.

С полгода как Ашир сдал свой взвод Мовляму Байрамову и перешел на оперативную работу под начало Касьянова. Но случилось непредвиденное: Ивана Васильевича вскоре отправили на учебу в Москву, на Высшие чекистские курсы, а вместо него назначили Новокшонова, человека скромного, но инициативного, числившегося у командования не на плохом счету.

Когда Таганову предстояло сделать выбор – идти ли на оперативную работу, он заколебался. А Касьянов настаивал. Ашир посоветовался с Розенфельдом, тоже перешедшим на работу в аппарат ОГПУ; тот, не раздумывая, сказал: «Иди. Голова у тебя светлая».

И вот теперь новый уполномоченный, сменивший Касьянова, распекал своего молодого помощника.

– Классовое чутье теряете, товарищ Таганов! С врагом надо обходиться по-вражески… Пожалели разбойника с большой дороги, потому что он ваш аульчанин… Отец у него ходит в басмачах, это же известно! Вам придется ответить за нарушение революционной законности. А пока езжайте в Конгур, доставьте Курреева ко мне!

– Арестовать? Курреева?! Он же амнистирован…

– Не устраивать дискуссий, Таганов. Выполняйте!

– А ордер на арест?

– Ордер будет… Выезжайте завтра утром. Все!

– Арестовать без ордера? Нас так не учили, товарищ Новокшонов…

– Кто это вас «так» не учил? – саркастически улыбнулся Новокшонов, досадуя на себя, что ошибся в этом с виду чуть неуклюжем парне, производившем впечатление покладистого. – А вас учили приказы выполнять?

– Учили, – вытянулся в струнку Таганов. – Чары Назаров предупреждал о нарушении революционной законности…

Новокшонов достал из кармана папиросы и нервно закурил.

Таганов сморщился: он не переносил табачного дыма. Будучи человеком некурящим, Ашир с какой-то предвзятостью относился к курильщикам, считая их закоренелыми неряхами, расхлябанными людьми. Им ничего не стоит задымить в многолюдье, даже не испросив разрешения у женщин, бросить на видном месте окурок, стряхнуть пепел на ковер, а Новокшонов опровергал тагановское предубеждение, являя собой пример аккуратности и подтянутости. Он тут же потушил папиросу, раздавив ее в пепельнице, и снова подосадовал на себя, чувствуя, что между ним и его помощником встала незримая стена отчуждения, даже неприязни. Новокшонов решил изменить тактику, напролом тут не возьмешь. Таганов оказался не простачком, каким он вначале показался.

– Напрасно вы волнуетесь, товарищ Таганов, – Новокшонов клял себя за то, что никак не отучится по-барски взирать на людей, что, забываясь, переоценивает себя и свои возможности. – Санкция на арест есть. Я договорился с прокурором, но он выехал по одному делу. Скоро вернется в Ашхабад, к середине недели. В крайнем случае в конце недели ордер будет у меня на столе… Так что езжайте спокойно. Я беспокоюсь, что Курреев сбежит. По агентурным данным, в Конгур наведывались люди из песков. Зачем, спрашивается? Может, парня оговаривают. Привезешь Курреева, вместе и выясним… Тебе я не угрожаю, но ты сам задумайся, к лицу ли тебе было гулять на свадьбе басмача?

Новокшонов сел на место, достал из стола ножницы, маленькую пилку и стал обтачивать на большом мизинце отращенный ноготь.