Пока мы верстали планы, а Егор бился с Калединым, в Галиции разгоралась драка между Польшей и Западно-Украинской республикой. Началось все с внезапного захвата Львова украинцами, еще до провозглашения независимости, затем быстро перекинулось на соседние области и к марту рубилово уже шло повсеместно. Польско-украинское население перемешано по всей территории, и чтобы попасть на войну, в большинстве случаев достаточно выйти за околицу. Все происходило прямо «по месту прописки» – столкновения в Перемышле, Станиславове, Раве-Русской тому подтверждением. Как потом выяснилось, Петрушевич торопился так, что провозгласил республику во Львове, наполовину занятом поляками, в пороховом дыму уличных боев. По мере бодания в городах из добровольческих отрядов и самооборонцев понемногу формировались регулярных вооруженные силы, а фронт растянулся от румынской границы до Ровно. Пилсудский, заполучив в свои руки промышленно развитые польские губернии и области, срочно создавал армию на базе Польских легионов.
В Лондоне граф Бальфур отписал лорду Ротшильду, что правительство Его Величества не возражает против создания еврейского государства и более того, будет этому содействовать. Лишь бы евреи не нарушали права неевреев. Ага, сейчас, при тамошней взаимной любви. Ну то есть я понимал это так, что англичане решили сыграть в свою любимую игру: создать проблемный регион и выступить в нем арбитром. Та же Южная Африка, теперь Палестина, а сколько их еще будет – Индия, Пакистан, Ирак, Кипр…
Силы Донского правительства редели после каждого боя – Медведник и Шорин загоняли «партизан» и «добровольцев» в огневые мешки, утюжа их бронепоездами и броневиками. В ясную погоду у калединцев вообще не было шансов – аэропланы «Дукс» регулярно летали на разведку и выискивали даже самые мелкие отряды. Мало-помалу безнадега вооруженной борьбы против советской власти стала очевидной и «войска Донского правительства» тронулись по домам. Казаков ждала весенняя посевная, некоторым господам гимназистам родители всыпали по первое число, но примерно тысячи три упорных ушли в Сальские степи. Восстановлению Советов весьма помогло и появление второго автобронеотряда под командой Михненко, куда перешел Митя и сманил за собой Ольгу, подальше от ухаживаний Левандовского.
На Кубани и Тереке тем временем шла кровавая карусель и туда из Ростова двинулись самые упоротые под командованием Корнилова, в надежде получить там базу и создать хоть какое-то подобие армии. Дошло человек пятьсот – никакого «чуда о бронепоезде» генерал Марков не устроил, только сам убился о стенку броневагона. «Красный Харьков» рассеял немало добровольцев, а броневики и самолеты докончили дело.
Тактика «пожарных команд», напичканных пулеметами, радиостанциями, авиа- и автотехникой вполне зарекомендовала себя, вплоть до того, что отведенный в Царицын на отдых отряд Михненко отстоял город от одновременной отчаянной атаки донских «партизан» и крупного отряда уральских казаков. Бывший в городе проездом в Баку представитель ВЦИК товарищ Джугашвили даже не успел принять на себя руководство обороной, но в списки героев все равно зачислен был.
Где-то к середине весны, к самому началу сева, Дон был очищен, а силы Медведника накапливались южнее Ростова и вдоль Маныча. А в силу того, что на Северном Кавказе бронепоезда могли воздействовать лишь на узкую полосу вдоль железной дороги, Егор начал формирование конно-механизированных сил. Командиром первой такой группы назначили Михненко, влив в нее пару автоотрядов и три полка кавалерии, усиленных ручными пулеметами и тачанками. И успели одеть пулеметчиков в новую форму, которую мгновенно прозвали «махновкой».
Высокую договаривающуюся сторону представляли теща и зять – маленькая старушка с живыми темными глазами и моложавый мужчина лет пятидесяти с лихо закрученными усами. Носил он погоны полного адмирала, но почему-то на зеленом армейском кителе.
Партнеры по переговорам считали, что речь пойдет об их жизнях, а я начал говорить о деньгах – на кону стояли несколько сот миллионов золотых рублей. Что-то около двадцати миллионов фунтов в английских банках и примерно столько же во французских, про германские можно пока забыть.
Сюда, в Архангельское, понемногу свозили членов императорской семьи, а месяца два назад прибыл поезд из Екатеринбурга с самим Николаем и его детьми. Но говорить с ним было бесполезно, несмотря на все усилия доктора Боткина, профессоров Бехтерева и Ганнушкина. Бывшего царя не интересовало ничего, кроме нескольких простых физических занятий.
Парковую ограду подновили, организовали караулы, но в целом режим был полусвободный – под честное слово и с сопровождающими можно было съездить в Москву, а уж гулять в парке с рассвета и до темноты.
– Я не понимаю, о чем вообще может идти речь. Это средства нашей семьи, они нераздельны с ней, как нераздельны Романовы и Россия.