Предшественница

Я понимаю, что это цвет стен Дома один по Фолгейт-стрит.

Ожерелье маленькое, даже слишком маленькое, думаю я, только его надев: горлу туго. На секунду мне кажется, что оно жмет так, что душит, так непохоже на струящееся, чувственное платье. Но затем я гляжусь в зеркало, и их сочетание меня ошеломляет.

Я приподнимаю рукой волосы, – посмотреть, как оно будет. Да, вот так, чтобы набок лежали. Я делаю селфи и отправляю Миа.

Эдварду тоже нужно показать, думаю я. Отправляю ему фотографию. Прощать нечего, но спасибо.

Меньше чем через минуту приходит ответ: Хорошо, потому что я в двух минутах от тебя и скоро буду.

Я спускаюсь и занимаю позицию у окна, лицом к двери – для максимального эффекта. Жду своего возлюбленного.

Он берет меня на каменном столе, прямо в платье и ожерелье; без прелюдий и разговоров, стремительный, прямой.

Раньше у меня не было таких отношений. Раньше я не занималась любовью нигде, кроме спальни. Раньше мне говорили, что я замкнутая и отчужденная; а также, по мнению одного мужчины, скучная в постели. И вот, полюбуйтесь, что я делаю.

Потом он словно выходит из какого-то транса, и верх снова берет учтивый, внимательный Эдвард. Он готовит простую пасту: всей приправы – немного оливкового масла из бутылки без этикетки, мазок свежего козьего сыра и порядочно молотого перца. Это масло называется lacrima, сообщает он мне, это первые драгоценные слезы, выступающие, когда оливки моют перед отжимом. Ему присылают пару бутылок из Тосканы с каждого урожая. Перечные зерна – из Теличерри, с Малабарского берега.

– Но иногда я использую кампотийский перец, из Камбоджи. Он ароматнее.

Секс и хорошая простая еда. Почему-то это кажется мне верхом изысканности.

Мы сметаем пасту, он загружает посудомойку и чистит сковородки. И только после этого достает из кожаной паки бумагу.

– Результаты проверки. Я подумал, что ты захочешь узнать о своих успехах.

– Я прошла?

Он не улыбается:

– Ну, в сумме у тебя восемьдесят баллов.

– А сколько надо?

– Проходного балла нет. Но – будем надеяться – со временем твой балл опустится до пятидесяти или даже ниже.

Мне почему-то кажется, что он меня критикует.

– А что я делаю не так?

Он пробегает глазами бумагу: там одни цифры, как в гроссбухе.

– Ты могла бы уделять больше времени физическим упражнениям. Двух занятий в неделю будет достаточно. После переезда ты сбросила вес, но могла бы, наверное, сбросить еще немного. Уровень стресса в пределах нормы: в телефонных разговорах темп речи повышается, но это обычное дело. Ты почти не выпиваешь, что радует. Температура тела, дыхание, функции почек – все хорошо. Ты спишь достаточно, а стадия быстрого сна соответствует норме. Самое же главное – ты более оптимистично настроена. Уровень твоей личностной целостности высок и повышается, ты становишься более дисциплинированной, и тебе удается не допускать образования известкового налета в душе.

Он улыбается, чтобы показать, что по крайней мере последнее – шутка, но я задыхаюсь от негодования.

– Ты все это обо мне разузнал!

– Разумеется. Если бы ты внимательно прочитала условия договора, не удивлялась бы.

Мой гнев улетучивается, стоит мне осознать, что я, в конце концов, сама на это подписалась, да и в противном случае я бы вообще не смогла позволить себе Дом один по Фолгейт-стрит.

– Это будущее, Джейн, – говорит Эдвард. – Наблюдение за здоровьем и самочувствием, их контроль через домашние приборы. Если бы у тебя возникли серьезные проблемы, то «Домоправитель» заметил бы их задолго до того, как ты бы решила сходить к врачу. Эта статистика позволяет человеку контролировать свою жизнь.

– А если кто-то не хочет, чтобы за ним шпионили?

– За ним и не будут шпионить. Твои подробные данные у нас есть только потому, что мы все еще работаем над бета-версией. В будущем мы будем только наблюдать общие тенденции, а не собирать данные отдельных людей. – Он встает. – Позанимайся этим, – доброжелательно говорит он. – Посмотрим, привыкнешь ли. Если нет – ну, все польза, и мы попытаемся сделать систему более приемлемой. Впрочем, все, что я узнал, говорит о том, что вскоре ты поймешь, сколько в этом преимуществ.

Тогда: Эмма

Я гляжу на заметки, которые сделала для заявления, и понятия не имею, как его начать, когда звонит телефон. Я смотрю на экран. Эдвард.

Привет, Эмма. Ты получила мою посылку? спрашивает он. Голос у него довольный, даже веселый.

Какую посылку?

Которую я оставил тебе в офисе.

Я не на работе, говорю я. Я в полицейском участке.

Все в порядке? Голос у него озабоченный.

Не совсем, говорю я. Смотрю на свои заметки. Инспектор Кларк посоветовал сгруппировать главные положения по категориям. ЧТО ОН СДЕЛАЛ. ЧТО Я ТОГДА ЧУВСТВОВАЛА. ВОЗДЕЙСТВИЕ НА МОИ ОТНОШЕНИЯ. КАК Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ СЕЙЧАС. Я таращусь на слова, которые написала. Отвращение. Ужас. Стыд. Грязь. Просто слова. Как-то я не думала, что до такого дойдет.

На самом деле совсем не в порядке, говорю я.

В каком ты участке?

В Вест-Хэмпстеде.

Буду через десять минут.