Предсказание

— Ох, трагедия! — В голосе Джозефа слышалась такая печаль, словно он был не кондитером, а актёром-трагиком в пьесе Шекспира.

— Какая трагедия? — обеспокоился Руди.

Достав офтальмоскоп из кармана белого халата, доктор Пикетт не согласился с пациентом:

— Нет тут никакой трагедии. Наоборот, налицо значительное улучшение.

Вырвав подбородок из пальцев врача, Джозеф воскликнул:

— Почки!

— Почки? — ничего не понимая, переспросил Руди.

— Почему почки должны быть таким важным органом? — пожелал знать Джозеф. — Это же абсурд, полнейший абсурд!

Руди почувствовал, что у него упало сердце. Если разум отца на какое-то время и прояснился, то теперь он снова начал заговариваться.

Вновь ухватившись за подбородок пациента, врач включил офтальмоскоп и направил луч в правый глаз Джозефа.

А в следующее мгновение, будто луч был иглой, а жизнь Джозефа Тока — воздушным шариком, пациент шумно выдохнул и упал на подушку, мёртвый.

Его попытались вернуть к жизни, благо больница располагала первоклассным оборудованием, но все попытки реанимации потерпели неудачу. Джозеф ушёл в мир иной.

* * *

А я, Джеймс Генри Ток, прибыл в этот мир. Время в свидетельстве о смерти моего деда совпало со временем в моём свидетельстве о рождении: 22:46.

Потрясённый случившимся, Руди Ток остался у кровати отца. Он не забыл про жену, но горе обездвижило его.

Десятью минутами позже медсестра сообщила ему что роды у Мэдди прошли с осложнениями и он должен немедленно идти к ней.

Встревоженный перспективой одновременно с отцом потерять и жену, Руди пулей вылетел из палаты интенсивной терапии.

Как он говорит, коридоры нашей скромной окружной больницы превратились в белый лабиринт и он дважды сворачивал не в ту сторону. Не в силах дожидаться лифта, он скатился по лестнице с четвёртого на первый этаж, прежде чем вспомнил, что родильное отделение находится на третьем.

Отец прибыл в комнату ожидания в тот самый момент, когда Конрад Бизо застрелил врача, принимавшего роды у его жены.

На мгновение он подумал, что Бизо стреляет из шутовского пистолета, заряженного капсулами с красными чернилами. Но врач упал на пол по-настоящему, и воздух наполнился запахом крови.

Бизо повернулся к отцу и поднял пистолет.

Несмотря на мятую шляпу-пирожок, короткие рукава пиджака, полосу клетчатой материи на заднице, белые круги вокруг глаз и румяна на щеках, в этот момент в Конраде Бизо не было ничего клоунского. Он смотрел на Руди глазами дикого кота, не составляло труда представить себе, что за сомкнутыми губами скрываются не человеческие зубы, а тигриные клыки. Похоже, его обуяла жажда убийства.

Отец подумал, что и он сейчас получит пулю, но Бизо процедил: «Прочь с дороги, Руди Ток! С тобой мне делить нечего. Ты не воздушный гимнаст».

Плечом он распахнул дверь между комнатой ожидания и родильным отделением и захлопнул её за собой.

Отец опустился на колени рядом с врачом и обнаружил, что тот ещё жив. Раненый попытался заговорить, но не мог: кровь клокотала в горле, и он задыхался.

Руди осторожно приподнял голову врача, подложил под спину стопку старых журналов, чтобы раненый мог дышать. Стал звать на помощь, но его крики оглушались рёвом грозы и раскатами грома.

Доктор Феррис Маклональд был лечащим врачом Мэдди. Он также занялся и Натали Бизо, когда ту привезли в больницу.

Смертельно раненный, он испытывал скорее недоумение, чем страх. Когда горло освободилось от крови, он смог сказать отцу:

— Она умерла при родах, но моей вины тут нет.

В этот момент отец подумал, что речь идёт о Мэдди. Доктор Маклональд это понял, потому что успел перед смертью сказать:

— Не Мэдди. Жена клоуна. Мэдди… жива. Извини, Руди.

И Феррис Макдональд умер на руках у моего отца. И едва стих очередной громовой раскат, отец услышал ещё один выстрел, раздавшийся за дверью, через которую только что прошёл Конрад Бизо.

Мэдди лежала где-то за той дверью… обессиленная трудными родами. И я тоже был за той дверью, младенец не способный защитить себя.

Мой отец, тогда ещё пекарь, никогда не отличался к склонностью к решительным действиям. Не прибавилось у него этой самой решительности и несколько лет спустя, когда его перевели в кондитеры. Среднего роста и веса, он не был слабаком, но не мог похвастаться и дюжинной силой. Он привык к спокойной жизни, без стрессов и катаклизмов, которая, кстати, полностью его устраивала.

Тем не менее страх за жену и сына не вызвал у него истерики, наоборот, заставил действовать хладнокровно и расчётливо. Без оружия, без плана действий, но с внезапно обретённым сердцем льва, он открыл дверь и последовал за Бизо.

И хотя воображение рисовало ему кровавые картины он и представить себе не мог того, что должно случиться, не мог и предположить, что события той ночи наложат свой отпечаток на последующие тридцать лет жизни, моей и его.

Глава 2