Предсказание по таблетке

— Тебе заварить чай? — через некоторое время раздастся ее низкий голос.

— Если не трудно, — ответит Олег Александрович.

Со стороны может показаться: мать и сын рады друг другу, но я-то знаю, все это — игра. Татьяна Леонидовна — такая же эгоистка, как и ее Олежек. Она — театральный критик с сорокалетним стажем, и ее мир — это неспешные беседы о театре, актерах, около-артистических событиях. Она не умеет и не любит заниматься домашним хозяйством, поэтому уже в молодости решила эту проблему раз и навсегда: сначала работу по дому выполняла ее сводная сестра, жившая вместе с Татьяной Леонидовной и маленьким Олегом, затем — приходящая прислуга. Я уже давно заметила: мать Олега не любит, когда что-либо ограничивает ее свободу, и интеллигентно, но настойчиво сопротивляется этому ограничению. Мне кажется, с мужем она так и не жила. По рассказам Олега Александровича, его отцом был крупный партийный работник, сначала воевавший на Западном фронте, а затем попавший под последние репрессии Сталина. Однако я считаю, что рассказ о муже — это очередная легенда, придуманная Татьяной Леонидовной. Она всегда любила красивые позы и недосказанность.

— Тебе чай с лимоном или без? — спросит она Олега, чтобы заполнить затянувшуюся паузу.

— Хорошо бы с лимоном, — ответит он из своей комнаты.

Увидев, что книги стоят не на своих местах, Олег поморщится и двумя пальцами поднимет с кресла материнскую шаль.

— Можно подумать, в квартире мало места, — проворчит он.

— Так что же, собственно, произошло? — спросит Татьяна Леонидовна.

Она поставит на журнальный столик стакан в металлическом подстаканнике и вопросительно посмотрит на сына. Тонкая золотая оправа блеснет в луче, идущем от бра, а выцветшие глаза, увеличенные очками, обиженно моргнут.

— Ничего! — коротко ответит Олег Александрович. — Просто я решил некоторое время пожить дома.

— А как же Маргарита?

— Не понял!

— Что будет с ней?

Конечно же, до меня Татьяне Леонидовне нет никакого дела, но мысль, что Олег будет жить дома, наэлектризует ее до предела. Она быстро прикинет, что сына надо кормить, обстирывать; с ним надо разговаривать: не раз в неделю, а каждый день. Последний момент ее встревожит больше всего. Несмотря на то, что Татьяна Леонидовна любит поговорить, думаю, она бы не хотела, чтобы ее постоянным собеседником был Олег. Во-первых, он — человек немногословный, и разговор пришлось бы тащить на себе. Во-вторых, последнее время она предпочитала театральным темам разговоры о диетах, холестерине, гомеопатии. Однако Олег медицинских разговоров не выносил, и, предвидя молчаливые вечера, Татьяна Леонидовна заранее беспокоилась.

В свое время она еще тешила себя надеждой, что сын будет опорой в ее старости. Теперь же подобных иллюзий не питала, так как давно заметила, что Олегу не свойственно даже элементарное чувство сострадания.

— Не могу понять, — как-то сказала она мне. — Откуда у него такая презрительность?

Помнится, я стала защищать Олега Александровича:

— Что вы! Какая презрительность! Это всего лишь защита собственного «Я». Поверьте мне, как педагогу. Многие дети тоже демонстрируют холодное равнодушие, они даже позволяют себе презрительные замечания в адрес взрослых. Однако, как правило, за этими фразами прячется незащищенность и ранимость. С возрастом это проходит.

— Я же никаких изменений не вижу, но за добрые слова спасибо!

— Не вижу повода для беспокойства, — отвечала я. — Думаю, занятия наукой требуют мобилизации всех сил, вот поневоле Олег и отходит от житейских проблем.

— Может быть, ты права! — восклицала Татьяна Леонидовна.

Как и любая мать, она готова была поругать и тут же оправдать своего ребенка.

— Олег очень талантлив! Он уже с детства демонстрировал склонность к логике и математике. Второе мне всегда импонировало, а первое… Признаюсь, мне было не по себе, когда Олег подходил и начинал критиковать моих знакомых. Он раскладывал сказанное ими по полочкам и делал ошеломляющие выводы. Временами его острый ум помогал мне понять то скрытое, что прячут театральные деятели за улыбками и любезными фразами. Иногда же мне хотелось убежать и закрыть уши!

Она доверительно смотрела на меня и продолжала уже шепотом:

— Как вы знаете, я критик, следовательно, по долгу профессии обязана мыслить критически, но все должно быть в определенных рамках. Олега же, к сожалению, постоянно заносит. Видимо, поэтому он так одинок. Люди не любят критики, а если и допускают ее, то чуть-чуть.

Татьяна Леонидовна кокетливо улыбалась и добавляла:

— Чуть-чуть! Именно те, кто чувствует эту грань, и становятся успешными критиками.

Она поправляла прическу, и перстни на ее ухоженных пальцах торжественно сверкали. Казалось, они выбрасывали короткие импульсы, что на языке камней можно было расшифровать так: «чуть-чуть, совсем чуть-чуть».

Во времена вышеприведенного разговора, я любила Олега Александровича. Наверное, потому что считала критичность не недостатком, а проявлением цепкости ума.

— Паук! — в сердцах воскликнула я.

— Что ты сказала? — раздался за спиной Лялькин голос.