Предсказание прошлого

Ярость от бессилия и унижения? Страх перед будущим? Хаос мыслей? Клаустрофобия? Перепады в настроении – от глубокой безнадежности до жажды мщения за несправедливость и обиду, нанесенные мне? Ничего подобного. Единственное, всезаглушающее чувство было чисто физическим. Жестокая боль в спине – это мой в двух местах сломанный позвоночник напоминал, что нужно беречься, не ездить в машине и спать на твердом. Последнее, благодаря заботам поручика Павровского, я мог сделать не откладывая. Но уснуть не мог, хотя устал до смерти. Еще один такой денек, и тело откажется мне служить. Где моя прежняя форма, приобретенная за двадцать лет службы в армии?! Перед поручиком я просто бахвалился. Этот его мастер спорта, похожий на туберкулезника, искалечил бы меня одним мизинцем. Старому и неуклюжему младшему вахмистру стоило только дунуть, и я разлетелся бы, как отцветший одуванчик. В руках инженера Дрозда я бы стоил не дороже, чем разбитый стакан, не говоря уж о его девере, который свои наманикюренные пальчики украшает не только перстнями.

Но все держались со мной прилично. И поручик. Разве не намекнул он пару раз, что меня нужно охранять? В моей усталой душе сломленного бойца зазвучал слабенький голосок согласия. Я мог гордиться, что прозвучал он только сегодня. Мне вспомнилась глубокомысленная сентенция моего приятеля Гонзы Сегнала. «Когда-то идеалом чешских девушек был мужчина с оружием в руках, – горько жаловался он по дороге с какого-то фильма о войне, который мы вместе посмотрели. – Сегодня – это автоматическая стиральная машина с двенадцатью программами и мужчина, обходящийся всю жизнь одной программой».

Будь я таким вот современным идеалом, уже четыре дня назад сбежал бы под спасительное крылышко поручика Павровского. Но что же я, собственно, такое? Не военный, не гражданский… А мое имя? Каждый спрашивает, где у меня имя, а где фамилия. Так какая у тебя программа, Петр Мартин? Однажды ты уже был вынужден полностью ее изменить. Куда двинешься, когда тебя отсюда выпустят? Где найдешь пристанище, когда твоя ничтожная, бесполезная жизнь будет клониться к закату? Уподобишься старому Эзехиашу, вернувшемуся домой через тридцать лет?

И вообще, что толкает всех этих стариков, подобно облезшим аистам, через моря возвращаться туда, где они родились? Что это такое – инстинкт, как у птиц? Своих гнезд им ведь уже не найти. Мир, с которым они сталкиваются здесь после всех прожитых лет, им совершенно чужд. Примет он их или отвергнет? Желанным выходом может стать совместная жизнь с немолодой, но еще бойкой женщиной. Что из себя представляла эта супруга одного и невеста другого старого переселенца? Мать женщины, скитающейся по обоим полушариям, бабушка маленького, никому не нужного космополита. Дочь у нее получилась неудачная. Тогда она взяла к себе Лукаша и неплохо о нем заботилась. Может, потому, что хотела возместить то, чего недодала его матери?

Лукаш – мальчишка что надо, во многих отношениях лучше других своих одногодков – любимцев и баловней, но чего-то ему не хватает. Наверное, ощущения прочной связи с кем-то или с чем-то. Я вспомнил, как равнодушно он рассуждал о смерти этих двух стариков, один из которых, был еще жив. А что с мальчиком будет теперь? Я поймал себя на мысли, что это меня волнует куда больше, чем собственная участь.

* * *

Ни за остаток ночи, ни за следующие полдня ничего не произошло. Проснулся я точно избитый, в голове был ералаш, как в заброшенном ящике стола. Напрашивался один-единственный выход: все вытряхнуть, перебрать и лишнее выбросить.

В полдень у меня появилось ощущение, что и сам я нахожусь в таком ящике. Разбитая игрушка, припрятанная бережливым поручиком, поскольку выбросить было жалко, а потом о ней позабыли. Но поручик не забыл. В половине второго появился младший лейтенант Густ, чтобы вынуть меня из хранилища и отвезти к моему законному владельцу. Выглядел Густ непроницаемо, говорил лаконично, да и то не со мной. По дороге мы оба молчали: я – покорно, мастер спорта по современному пятиборью – зловеще. Два его выступающих вперед зуба поблескивали, как маленький надежный замочек. Не в моем кармане был спрятан ключ от этого запора.

Поручик Павровский принял меня в том же кабинете, что и вчера. На столе лежала вчерашняя пыль и стояла бутылка минеральной воды. Лицо у поручика было серое, а усики беспокойно подергивались.

– Садитесь, – предложил он. – Ну как выспались?

– Спасибо, хорошо, – благовоспитанно ответил я, присев на краешек стула. – Вы меня вызвали для того, чтобы спросить об этом?

Усики сделали небольшое движение, но поручик даже не моргнул.

– Нет, – сказал он.

– Я рад. – Выражение моего лица подтвердило эту радость. – Так чем же вызвано ваше желание лицезреть мою симпатичную физиономию? – Что-то в лице поручика так и подмывало меня безудержно зубоскалить. Это был юмор висельника, но, как ни странно, поручик его терпел.

– Ваше задержание не прошло незамеченным, – сообщил он. – Сегодня утром у прокурора побывал доктор Секирка.

– Кто? – Вид у меня, вероятно, был не слишком умный.