Предсказание прошлого

Лукаш описывал все так убедительно, что я мог слово за словом проследить, как разыгрывалась сцена между изнеженным красавчиком и непреклонным стариком. Я словно видел эту комнату, где косые лучи заходящего солнца горят на цветных стеклах семафора игрушечной железной дороги, сверкают на слезинке в глазах молодого мужчины и зажигают холодный свет во взгляде старика. Я чувствовал волнение, от которого задыхался Ольда, и усталость, сквозившую в голосе Луиса Эзехиаша.

– …Потом Ольда перестал хныкать. Я уж подумал, что он хочет уйти, и собирался потихоньку смыться, но Ольда, видно, передумал. Спокойно так сказал: «Как хочешь. Но предупреждаю тебя, если ты все оставишь, как есть, не будет тебе покоя. Не о себе говорю, я умею смириться с проигрышем. Но женщины – нет. Эта твоя бабуля тебя тоже донимает, ведь так? Я же вижу, как ты мечешься между ее домом и этим… А потом куда спрячешься? В будку к Амиго?» – Я слышал, как он зашаркал ногами, и притаился. Думал, вот сейчас Ольда вылетит оттуда пулей. Но дядя Луис вдруг сказал: «Погоди. Может, ты и прав». Они немножко помолчали, а потом зашуршала какая-то бумага. И дядя Луис сказал: «На, возьми. Только предупреждаю, покажи это кому хочешь, если думаешь, что будешь от этого что-то иметь, но потом спрячь в шкаф или замкни в сейф. А если займешься какими-нибудь махинациями, то у меня найдутся средства укоротить тебя. Ты понял?» А Ольда сказал: «Спасибо. Спасибо, ты об этом не пожалеешь. Клянусь тебе, что…» – Лукаш так вошел в роль, что поднял руку и глаза к небу.

– Клянусь, что?… – нетерпеливо переспросил я, затаив дыхание.

– Не знаю. – Лукаш был похож на Гамлета, которого посреди его знаменитого монолога перебил могильщик. – Дядя Луис сказал: «Проваливай!» Тогда я убежал и притворился, будто кормлю Амиго.

– А Ольда?

– Ушел. И мы с дядей тоже пошли ужинать.

Нет, моей голове было далеко до головы Лукаша. Если, конечно, половину из всего этого он не сочинил. Мальчик был фантазер, а одиночество располагает к фантазированию.

– Лукаш, а ты кому-нибудь рассказывал о том, что подслушал на лестнице?

– Что вы! Мне запретили. А вы меня бабушке не выдадите, что я вам проболтался? Не выдадите, правда?

– Ты с ней говорил об этом?

– Нет. Просто за ужином я спросил у дяди Луиса, про какое письмо они толковали. Бабушка тут же ухватилась и начала дядю допрашивать.

– И он ей объяснил?

– Она сама знала о письме. И рассердилась, что дядя отдал его Ольде.

Наконец-то появилась нить, связывающая смерть старой женщины со смертью Луиса Эзехиаша. Да какая там нить – канат!

– А он что ей на это сказал? – с волнением спросил я.

– Не знаю. Они начали ругаться, а меня выставили за дверь.

– Но ты ведь слышал, о чем они говорили? – в отчаянии спросил я. – Раз ругались, значит, кричали, да?

– Кричала только бабушка. И только то, что она всегда несет: должна, мол, позаботиться обо мне, подумать о моем будущем… Я и ушел. Мне это было неинтересно. Это я каждый день слышал.

Нитка снова исчезла где-то в запутанном клубке престранных отношений и страстей, и размотать этот клубок я не умел. Но мне стало страшно. Страшно за этого конопатого мальчугана, который так беззаботно с ним играет и по чистой случайности может ухватиться за нужный конец. Кто окажется рядом с ним, когда такое случится?

– А про то, что Ольда разговаривает во сне, ты кому-нибудь рассказывал? – спросил я со страхом.

– Нет. Ольда со мной не общается. Только Ганка про это знает.

– Как?

– Я же сплю с ней в одной комнате. Она как раз вошла, когда я слез с кровати и хотел приложить ухо к стене, – беззастенчиво признался Лукаш. – Она меня отругала, что не сплю.

– Ты ей сказал, о чем услышал?

Лукаш поглядел на меня искоса и покраснел.

– Ну… это было так странно… Знаете, прямо как тот фильм ужасов, в котором…

У меня сжалось сердце.

– Куда же я тебя привел, сынок?! – Мне захотелось схватить Лукаша и бежать с ним вместе с Баррандовского холма.

– Мне потом было неловко, – пристыженно сознался мальчик. – Ганка вроде еще больше напугалась, чем… – Он осекся, затем сочувственно заметил: – Вы же понимаете, женщина! Но я ее успокоил.

– Лукаш, не хочешь пожить у меня несколько дней?

Мальчик обрадовался.

– Хочу… А Ганка что скажет? Она же рада, что я здесь, с ней.

– Мы ей позвоним от меня.

– Только мне завтра надо в школу идти, – с сожалением спохватился он. – Я-то считаю, что это ерунда, но ее не уговоришь.

– Утром я тебя сюда привезу, – поспешно пообещал я. – Мы все успеем, и в школу тоже.

Лукаш посмотрел на улицу.

– А где ваша машина?

Моей машины здесь не было. Прямо от поручика, пользуясь общественным транспортом, я поспешил сюда. Моя «шкода» стояла там, где я вчера ее оставил, – под заботливой опекой младшего вахмистра Ржиги.

– Машина на стройке, – невесело сообщил я. Картина путешествия через всю Прагу меня удручила.

– Тогда приезжайте опять вечером, – предложил Лукаш. – Ганка уж точно будет дома, и мы договоримся.